Слово безценно тем, что производит работу, противоположную рациональным помыслам. Божественный Логос облагоухает внутренние замки и растворяет мирровые ароматы.
Блаженный Иоанн, дневники
Ретроспектива жизни многому учит. Заставляет рационально мыслящих жителей земли восхищаться, удивляться и проявлять уважение к очевидной промыслительности, к некоей заданности, которая в начале пути, особенно, когда ты сам внутри ситуации, менее всего ясна и очевидна.
Личная жизнь людей, рядом с тобой живущих, наполняется иными смыслами и открывается с другой стороны, как правило, постфактум. Но лучше позже, чем никогда, оглянуться и осмыслить, сколь последовательно и закономерно все происходило, насколько очевидно водительство и как щедр Универсум. Никогда не расточителен и не случаен.
Особенно наглядно это просматривается, как правило, в жизнеописаниях выдающихся, незаурядных людей. Ни одного лишнего штриха, ни одного неопрятного мазка, случайного фона, ошибочного цветового решения на полотне, которое пишет жизнь. Последовательность шагов и поступков, вопросов и ответов, чаяний и ожиданий поражает. Пока человек в болевом узле невозможного события вопит, корчится и недоумевает от нестерпимой боли, несправедливости, оставленности, всё кажется безсмыслицей, – но позже станет понятным, откроется истинный план.
Уникальное чувство слова
Умения и навыки, вкусы и пристрастия, привычки, увлечения, всевозможные хобби и кружки по интересам не случайны и, какой бы ни носили внешний характер, не хаотичны. Мотивация не имеет значения. Обиды, претензии, недоумения и прочее – в сторону. Получаешь то, что должно было получиться. Значительно позже придёт зрелое, духовное понимание: узнаешь, почему было так, а не иначе, и поймёшь, что иначе быть не могло.
Казалось бы, спасаясь от одиночества, юноша штудирует семейную библиотеку, безмолвствует, пишет в стол, обожает поэзию, идёт на официальные творческие контакты, потом сам же отказывается от них. Позже — музыка, блестящая фортепианная игра, на руках красный диплом. Как будто закрепился, социализировался. Но на достигнутом не успокоился — поступил в Иняз, по окончании которого преподавал английский язык и социологию.
Опять творчество в стол, но уже попытка написать роман. Экзистенциальные размышления о смыслах жизни, о судьбе человека, заключённые теперь в прозу, но с тем же результатом — отказ от публичности, уход… бегство к Богу.
Воистину, неисповедимы пути твои, Премудрость! Не пропал ни один посев.
Все семена, щедрой рукой высочайшего Промысла разбросанные по удивительному саду этой необычной, одарённой, озарённой особым светом души, не погибли и в свой час дали драгоценные всходы. По-другому не объяснить невероятную энергию, работоспособность и ни с чем не сравнимое чувство слова, полное погружение в его семантику, этимологию, умение извлечь из самой глубины аутентичной непорочности, обратиться к первоистокам.
Солгавший в слове воюет на образ
Пытливый ум безошибочно понимает природу слова, его прямое и косвенное значение, чувствует подтексты, открывает вторые смыслы. Удивительно как отец Иоанн, работая с текстами, очевидными для большинства, доступными широкому кругу образованных, грамотных, начитанных людей, вдруг открывает первоначальный смысл многих уже хрестоматийных имён, собственных или нарицательных.
Это были наши герои (имена собственные), наш предметный мир (имена нарицательные), и мы думали, что знаем их смысл, но оказалось, были обмануты. Знать-то знали, но что? Политтехнологии — изобретение не сегодняшнего дня, не результат технического прогресса, как думают многие, а многовековой гипноз — умышленный, хладнокровный и целенаправленный.
Отец Иоанн, искусно владея словом, обладая даром исторического прозрения, будучи отлично осведомлённым в исторических и культурологических вопросах, разбивает сложившиеся стереотипы, развенчивает иллюзорные, лживые образы. Объявляет войну лжи, ибо не существует слова вне образа.
Солгавший в слове воюет на образ. Лжец умышленно подтасовывает, совершает подмену, постепенно переворачивая сознание человека, чтобы насаждать своё, супротивное и, как не трудно догадаться, пагубное.
Не существует святой лжи, как не может её быть ни в чём и нигде — ложь именно для того и явлена, чтобы опорочить и отвести от правды. Известно расхожее словосочетание святая ложь — неожиданно удачный пример для демонстрации наглядной несовместимости, и как следствие, обмана.
Ложь сама по себе — хула на святость, какой бы мотив она ни исповедовала. В этом словосочетании выражена умышленная совместимость несовместимого, оксюморон — то, чего не может быть. Но кому-то нужно, чтобы это стало возможным, с этим научились жить, стали оперировать и периодически пользоваться.
Новатор духовного языка богочеловечества
Отец Иоанн — бережный хранитель Слова, огненный реформатор, непревзойдённый новатор духовного языка богочеловечества. Удивительно, как в наше время тотального опрощения языковых коммуникаций, ограниченности и подмен это стало возможным и востребованным?
Литературный классический язык тяготит, кажется громоздким, нарочитым, для большинства — манерным. Вежливость, галантность, хорошие манеры в разговорной практике утилизируются и сводятся на нет. Всё чаще — сленг, жаргон, арго, просторечия…
Непревзойдённые мастера русской словесности: Пушкин, Бунин, Тургенев, Толстой. Благодарим, помним и даже чтим, но не несём. Нечем. Беда в отчем доме — забвение старого, великого и могучего родного языка, доведённого до междометий и СМс-ок. Так пишут и практически так уже говорят. Расцветает страшный, безнаказанно буйствующий сорняк — слова-паразиты, которых с каждым днём все больше. Не опираются на старое, не расшаркиваются, спешат. Но не владеют, не осваивают новое. Не рождают. Опять же — нечем. Культурное пространство ограничивается, недопустимо сужается. Тысячу раз слышимое, читаемое перестаёт почему-то для многих работать, уже не волнует, вытесняется, а наполнения нет. Потенциалы исчерпаны.
Рождение нового слова куда сложнее рождения новой картины, мелодии… Удивительно, но это так! Не говоря о слове, с каким невероятным трудом рождается художественный, поэтический образ — новый, лишённый банальности, яркий, выразительный, самобытный, аутентичный, но главное, — жизнеспособный, остающийся в сознании и в сердцах!
Песнь Миннэ как жажда сочетаться с божеством в обожаемом ближнем
Хранитель прошлого и провозвестник будущего, отец Иоанн гармонизирует, соединяет два удивительных потенциала, две мощнейшие вехи, без которых язык умирает. Беспрецедентное знание языка, мирровая кладовая, пропущенная через его сердце, щедро и преизобильно изливается в мир. Сегодня можно с уверенностью сказать, что нет ни одной литературной формы, где о. Иоанн ни проявил бы себя.
Непревзойдённый оратор, мастер богословских проповедей, семинаров, стихосложения, исторических публицистических очерков, эссе, сатирических рассказов, духовных сказок и притч, литературных портретов, пьес, дневников, писем. Всего не перечесть: от записанных на диктофон преосенённых строк в стиле японских хокку до псалтырной духовной поэмы, аналогов которой в мире нет. Тысячи страниц превосхищённо ярких, неожиданно мистических, экзортических поэтических строк заставляют переосмыслить многие очевидные, обыденные вещи, приглашают к глубокому катарсису, безпристрастному самоанализу, реконструкции себя.
Отступили далеко в прошлое увлечения и интерес к творчеству Цветаевой, Маяковского, Шекспира… В юности они были опорой и поддержкой, но их время прошло. Душа жаждала новых образов и иных наполнений.
Как человек истинно аристократического духа, о. Иоанн не мог долго задерживаться на подменах.
Лирическая поэзия надрывна — мнят, что о небесном, а по сути о человеческом, тщетном. Когда-то А. Блок сказал обидное, весьма спорное: ‘Когда пишет мужчина, он смотрит на Бога, когда пишет женщина, она смотрит на мужчину’. Проговорился, ибо не видел Поэта — лишь мужчину и женщину. Но поэзия не определяется по половому признаку. Это дар, некий дух, схождение таинственных сфер.
Блок проболтался невольно и неосторожно: и у мужчин, выражаясь его языком, Бога нет, а есть соперничество, задиристое превосходство, тайная оглядка на женщин и закамуфлированное к ним вожделение.
У о. Иоанна — ни мужчин, ни женщин. Нет признаний, претензий, встреч и расставаний, не рифмуется ‘любовь — кровь’, которую ни осилить, ни превозмочь: фатально увязаешь с головой, а выкарабкиваешься всю жизнь.
Отец Иоанн — певец вышней любви Миннэ, божественный современный Соломон, царь Давид третьего тысячелетия, который сообщается с душами не по гендерным признакам, а по великой любви Небесной Матери.
Певец Миннэ знает: её нет на земле, но она больше земной жизни, сильнее смерти. Человек жаждет её по праву своего божественного происхождения, часто даже не осознавая этого.
Божество в сердце о. Иоанна жаждет сочетаться с божеством в обожаемом ближнем. Его добрый, мудрый взгляд устремляется во внутренняя человека, во святая святых — к таиннику, который драгоценен и неповторим.
Таинственная орфеева лира: псалтырь и розарий
Запечатляя в сердце практически весь опыт христианского пути, о. Иоанн не мог не обратить особое внимание на сородный ему по духу уникальный инструмент познания Бога. Некую таинственную орфееву лиру. В православии это была псалтырь, в католичестве — розарий. Кто из ищущих не жил этими святынями, не держал их в руках, не пытался творить, молиться, вымаливать, вычитывать!
‘Бог позаботился о небесной музыке слова, дав совершенный образец на все времена — псалтырь. Будущие гении литературы и поэзии будут черпать из неё. Будущие гении духовной музыки будут вслушиваться в псалтырь’ (из дневников о. Иоанна).
Но кто так искренне, пылко, и прещедро вобрал в себя, вместил и столь горячо пережил, чтобы смочь вернуть, отдать свою ответную каплю любви и служения? И как огненно нужно возгореться, восхититься, чтобы, аккумулировав в себе всё самое лучшее, сакральное, родить заново и богодухновенно транслировать миру?
Посвящение в древние богомильские тайны творения лествицы
Слово розарий[1] обозначает в первую очередь католические чётки[2] , но также молитву, читаемую по этим чёткам. Католическая традиция официально связывает появление особого чтения 150 псалмов Псалтыри по четкам с явлением Девы Марии святому Доминику в 1214 году.
Именно с этой молитвой традиция связывает победу католической Европы над турками при Лепанто, в память о которой был установлен праздник Девы Марии Царицы Розария (7 октября). По католическому учению, Дева Мария в своих явлениях в Лурде (1958 г.) и Фатиме (1917 г.) подтвердила необходимость чтения Розария.
После того, как католическая церковь признала Фатимские откровения Девы Марии, Розарий был дополнен фатимской молитвой. Он является особенным благословением для России. Фатимская Божия Матерь оказывает ей особое попечительство.
В старческом православии аналогом розария явилась т. н. старообрядческая лестовка (лествица). Одним из почитателей практики лествицы был сородный по духу о. Иоанну великий русский старец-затворник Серафим Саровский. Лестовка — уменьшительное от древнерусского лествица — была широко распространена в обиходе старообрядцев, богомильских старцев. Разновидность чёток, внешне напоминающая гибкую лестницу, символизирует лестницу духовного восхождения с земли на небо.
Огненное посвящение в древние богомильские тайны творения лествицы совершалось сокровенно, в духе. Молитвенник набирал силу по мере духовного восхождения и накопления мистического опыта. Образ Серафима Саровского через откровения становился ближе и более сакрально проявлял себя.
Как запретили в середине XIX в. Лурдское откровение Пречистой во Франции (‘Я — Непорочное Зачатие’), запрещали и замалчивали другие крайне важные для России откровения Фатимской Божией Матери (например, 1917 г. и 1925 г.) — так же долго запрещали 18 откровений Пресвятой Девы Серафиму Саровскому, хранили за семью печатями.
Николай II и императрица Александра почитали признанных в народе веденцев как блаженных святых. Если бы не вмешательство императорской четы и совершённая по их настоянию канонизация старца Серафима, — что знала бы о нём современная православная церковь?
Второе обращение: Иоанново-Евфросиньина псалтырь
Отец Иоанн, впитав в себя Евфросиньюшкину премудрость, отвергавшую ‘шибко познавших’ фарисеев, запечатлел в своём сердце любимую ею псалтырь.
Первые уроки своей удивительной духовной наставницы и матери воспринял на всю жизнь как науку Премудрости. Таинственный урок от юродивой старицы, не расстававшейся со сладчайшей псалтырью, гонимой, с репутацией ‘замолившейся сектантки’ — безстрашной в брани с фарисеями, мужественно претерпевающей клевету и монашескую злобу.
Премудрость не ошибается и не знает поражения. Её язык не всегда открыт в настоящем, но раскрывается впоследствии. Наибольшее что может сделать человек — смиренно простереться перед Нею. Тогда станет понятным, почему в юности, отрочестве — серебряный век, английский поэтический подстрочник, а в зрелости — псалтырь.
Матушка Евфросиния была особо ревностной, огненной почитательницей псалтыри. Творила её непрестанно, ставила выше всех молитв. ‘Сорока псалтырями душа из ада выводится’, — наставляла она о. Иоанна. Православие её было необычайное, дивное, преображённое, и псалтырь особая, выпеваемая из сердца, — такой отец не слышал никогда и ни у кого. Это была десятиструнная лира Давида — утраченная, забытая. Традиционная псалтырь становилась у матушки уникальной и самобытной.
Вместив в сердце уникальный живой опыт, верный ученик матушки по втором обращении написал поэтическую псалтырь третьего тысячелетия — Иоанново-Евфросиньину псалтырь из 150 мироточивых псалмов.
Музыка псалтыри завораживает о. Иоанна, восхищает его ум горе. В ней сплав мелодии неба и слова, божественные вибрации, на которые всегда откликалось сердце, иррациональный нотный стан, — так считает старец. Ничего от ума, всё — от духовного сердца.
‘Упиваюсь сладчайшей музыкой псалтыри, отключаюсь от сводимых к слову смыслов. Поёт псалтырь из пакибытия — остаётся только слушать’ (Блаж. Иоанн, ‘Дневник с места откровения’).
Небесная псалтырь — книга книг, стихи Премудрости — великие тайны.
‘О возлюбленный мой! Как ещё благодарить Тебя за этот дар с небес — псалтырь? От неё невозможно оторваться. Её музыка совершенна и превосходит всю музыку земную. Её мудрость всепрекрасна и превосходит всю мудрость мира, её утешения вседейственны и превосходят утешения, возможные в земном порядке’ (из дневников о. Иоанна).
Как ещё благодарить? Только так, абсолютно в духе о. Иоанна — открытием и преумножением нового образа, ответной каплей, ответным поцелуем. Величайший из помазанников явил сегодня миру уникальную версию Давидовой книги Премудрости. Великая сокровищница! Ответная любовь к Всевышнему, Божией Матери, царю Давиду, матушке Евфросинии, новый ключ к обо́жению человечества.
Матушка Евфросиния псалтырью выводила из ада, о. Иоанн — обоживает человека, распечатывает врата цветущего города-сада и приглашает войти.
Начало нескончаемо долгой встречи с Божеством
‘Богомысленный розарий — его врата открываются мгновенно’, — так говорил отец, огненно творя розарий по католическому обряду и псалтырь по церковнославянскому канону. Две бесценные жемчужины отживающих свой век институциональных школ. Принятое в храмах ‘дудение’ псалтыри — формальный диалог с дистантным заоблачным Богом… Каждое третье слово непонятно, каждое второе предложение безнадёжно оторвано от жизни. Псалтырь о. Иоанна — не перепев старого, не обновленная псалтырь, не копия, не подражание, не улучшенная редакция или вызов чужой ошибке. Благодарное, благодатное сошествие новых сфер, сумма величайших сферических преосенений — богодухновенный мистический диалог с Божеством, пребывающем во внутреннем и живущем в ближнем. Диалог вечной любви, верности, доброты, премудрых тайн Божества и человека.
Псалтырь о. Иоанна — вечная память помазанникам и героям, безсмертным и обо́женным от века. Творя псалтырь, человек обоживается, открывает всё лучшее, запечатанное, возвращает воровски изъятое.
Однажды откроется сердце и человек воскликнет, обращаясь к ближнему: ‘Так вот зачем я пришёл на эту землю! Вот что значит диалог с небом, с Тем, кто в тебе!’
Псалтырь о. Иоанна является началом нескончаемо долгой встречи с Божеством, его добрым промыслом обо всём сущем.
Со страниц своих сокровенных дневников отец Иоанн взывает:
‘Умоляю вас, прочтите Псалтырь моими глазами. Увидьте ближних моими глазами. Ходите по земле моими ногами. Благословляйте моими руками. Я не знаю, что мне делать с сердцем. В нём сложена добрая сокровищница неба. В нём сложено столько благословений, что хватило бы на 10 таких планет, как Земля. Разрываясь, оно успокаивается. И упав на терновые иглы, рожает как женщина в муках’ (из дневников о. Иоанна).
Божество заключило особый завет с человеком
Как действительно обратить человечество, искренне умалиться, чтобы воспринять сокровищницу Премудрости Божией? Как людям земли через отца Иоанна услышать, увидеть, прозреть!?
Более 30 лет назад заговорила икона Божией Матери ‘Одигитрия’. Двум странникам, ученикам м. Евфросинии подала великую весть, явила голос. Это эпохальное событие — начало небывалого пути неизречённых блаженств, которые дарит прямое водительство самой Царицы Небесной, нескончаемый диалог с Нею. Обоюдная верность, нерушимый союз, абсолютное вверение, водимость и полное согласие с её волей.
…Особый притвор в Смоленском храме. Таинственный зов от образа древней Одигитрии. Потрясенный странник поднимается на третью ступеньку, но подойти не может, не смеет. Огненный круг вокруг иконы. Вениамин буквально в оцепенении. Понимает, что грядёт невероятное событие, свершается нечто. Подходит как можно ближе. Одигитрия ожила — да так, что многие увидели и почувствовали.
Первое откровение — универсальное, прототип. Содержит в себе весь дальнейший цикл откровений. Обещало стать прообразом Слова, всем его потенциалом и кладовой. Как его понимать?
Непростой период в жизни избранника, требующий большого мужества, трезвения, мудрости и чуткости сердца. Душа нуждалась в опоре, живом участии близких, их верности, деликатности и прозорливости.
Слово было явлено беспрецедентно как по форме, так и по содержанию. Преддверие, предуготовление к билокационным состояниям о. Иоанна более позднего периода.
Царица Небесная еще не заключала подобных заветов напрямую с человеком. Божество феноменально открылось человеку и заключило особый завет!
Божественное Слово открывается в аутентичной первозданности
Помазанник Иоанн Богомил, внимая Божией Матери, понёс тяжелейший крест первопроходца, когда впереди — тревожная неизвестность и искушающая пустота, где только ты с возжжённым светильником. Если он погаснет, впереди — мрак… Светить некому.
Страшно, порой запредельно, бранно и невыносимо. И только Её голос, звучащий во внутреннем, даёт силу и подаёт надежду.
Слово идёт безостановочно, и в этом величайшая тайна. Слышится осознанно не более одного часа. Так было на Соловьиной горе. Звучит в напряжённом мистическом ритме, а дальше — мембрана закрыта, сознание уже не вмещает.
Возводился престол живого откровения. Светоносный поток, неизъяснимый для привыкших к застывшим, окостеневшим формам. Вибрации утерянной Атлантиды. Божественный Логос открывается в своей аутентичной первозданности.
Помазанник со свитком простёрт над миром
Очень важным был вопрос: может ли Божия Матерь так много говорить? Смущали старые, устоявшиеся шаблоны традиционной религиозности, пока не пришло простое и универсальное духовное объяснение: Мать, истинно любящая и заботливая, хочет быть в диалоге со своими детьми — ‘Я с вами до скончания века’.
Слово не просто выводит на новые просторы понимания и переосмысления, а лепит новое сознание, возвращает к самому себе. Слово записывается на внутренние неведомые мистические пластины нашего духовного сердца, становится частью нас.
Говоря с о. Иоанном, Царица Небесная говорит со всем человечеством. Помазанник со свитком в духе простёрт над миром. Слово уникально, беспрецедентно, иллюминативно, от отца Иоанна передаётся всем людям земли.
‘Ты — нежный Мой пророк’, — говорила Божия Матерь отцу Иоанну в первых российских откровениях. Не ревнующий, не наказующий, не устрашающий, а нежный — потрясающе!
Сколько их на памяти человечества — нежных пророков? Но именно сейчас в этом истерзанном мире возникла острая нужда в голосе божественной правды, небесной премудрости, рыцарской силе духа и мужестве героя, в сладчайшем голосе милосердной любви, кротости и нежности.
Слово — дыхание жизни. Божия Матерь неуязвима и непобедима, а все внимающие Ей облекаются в ризы Её золотого Слова. Слово впитывается не только ради информации, а требует трепетного к себе отношения, как уникальная возможность стяжания Святого Духа. Оно аутентично самой Божией Матери. Внимая Слову, вкушая его, человек таинственно становится похож на Неё.
Мало кто из непосвящённых задумывается и понимает, что пресуществить вибрации Слова в мир — труд и крест порой непосильные. Им сопутствуют внутренний затвор, глухие пустыни, слёзы, оставленность… И в эти минуты, часы как никогда необходима рука ближнего, соразделение, участливое вмещающее сердце.
Слово Божией Матери рождает свыше
Слово Божией Матери — миннические божественные соты, сладчайшие для человечества. Оно всегда утешительно и всегда обоживает. После откровений, прикасаясь рукой к человеку, о. Иоанн передаёт благодать самой Царицы Небесной.
Слово крайне необходимо. Оно таинственно проставляет свои печати, мироточит, сходит во внутренняя, обеляет кость перламутровую, рождает свыше.
Неоднократно Божия Матерь в своих откровениях повторяла, что Её откровения даруются всему человечеству, адресованы ко всем Её чадам, как и Её материнское попечение и любовь.
Язык Премудрости, который таинственно слышен и который ведёт о. Иоанна со времени первого откровения до сего дня, не несёт ни малейшего насилия или узурпации. Потрясающий закон Универсума — добрая воля, водимость, слышание сердцем!
‘Госпожа моя не заставляет принимать решения: например, торчать на одном месте, искусственно принуждая себя к затвору, гоня, как дырявые, мысли о переезде в другую страну и пр. Госпожа моя (завет с Ней непреложен) сама устраивает обстоятельства. Она плетёт нити жизни, как греческая парка’ (из дневников о. Иоанна).
Главным и непреложным остаётся одно: щедрое отдание последнего из сокровищницы, сложенной самой Пречистой Девой во время откровений и в часы страстны́х брачных одров.
Так было от начала пути, от истоков духовного содружества, явившегося фундаментом новой духовной школы, Церкви Любви, возрождающейся на земле.
‘Всё, чем обладаю, принадлежит истинной церкви — Великой Церкви любви, её неистощимой сокровищнице и чистым сердцем подвижникам. Их же благодать неоскудеваема, несмотря ни на какие запредельные тяжёлые брани и земные испытания’ (из дневников о. Иоанна).