Пыточники – особый род насильников, поставляемый красной охранкой
Ученые будущего ещё исследуют связь садизма с патологической сублимированной сексуальностью. Доминиканские монахи продемонстрировали это ещё во времена инквизиции. Пытали так они женщин и детей, что наводили ужас на всю Европу. И иные предпочитали покончить с собой, чем попасть в лапы латинянина “ангельского чина”.
На Соловках картина словно повторилась. Пыточники, палачи – особый род насильников, поставляемый красной охранкой, предпочитали иметь дело больше с женщинами и небрегли мужчинами, как вторым сортом. На третьем “клиенте” им обычно становилось скучно. А палачихи – с мужчинами. И обхождение у них было особое. За цементированными стенами и ватой заложенными дверными проемами не слышно было, не видно ни безобразий, ни криков, ни разврата. А творилось там такое, что не снилось Содому и Гоморре.
Женщины-палачи
Женщины-палачи люто издевались над заключёнными мужчинами, измывались над ними, унижали. Утончённая мерзость замешивалась на извращённой похоти. Палачам гестапо не снились подобные хождения на грани любви и смерти. Для эросопытки укреплялись хмелем, готовились к длительному пиру. Никто никого ни в чём не ограничивал, ничего не спрашивал. Палачиха могла изнасиловать мужчину, могла его помиловать, могла кастрировать, могла и задушить в объятиях, могла превратить в кровавый мешок, могла завести беседу и роман на многие часы.
Красноармейцы – проще, тайком от начальства начинают прибавлять к пайку заключённых то хвост от селёдки, то остатки каши или – как праздник – кусок рафинада, или солёный огурец. Сухарики, как в старческие времена, считались верхом благодарности. Их можно было прятать под одеяло, носить в одежде, вкушать тайком во время работы на каменоломне.
Доносить на охрану, в том числе и развратничающую (что входило в негласное правило соловецкого устава для персонала), считалось верхом неприличия. Жертве могли прописать “командировку”, расстрел на Секирке или медленную смерть в “часовне”.
Колокольный звон в 6 утра
Страшен был колокольный звон в 6 утра. Гулкий ужас наводил он на барачных зэков, словно в нем запечатлелся предстоящий день. В гудении, страдании, никчёмности происходящего будущее светило только верующим, у кого надежда была на загробное предстояние (земная жизнь для христиан – начало, эмбриональное развитие младенца). Но каково было атеистам с их деревянной тоской по неудовлетворённым страстям и мирским похотям, ностальгической привязанностью к ближним и абсолютной неспособностью принимать страдания как от Бога данные за грехи, во искупление или для увенчания, обоживания.
Превращались они в тупых невротиков и засыпали оцепенелым сном, обезумевшие от скорбей. Разбудят ли их ангелы Господни, призовут ли для новой жизни? Спать им ещё долгим беспробудным сном, пока не затянутся и не утихнут раны.
Серафиму Умиленному, печальнику земли российской, были открыты загробные состояния беспробудных, и молил о них Бога, стоя на своём тысячедневном камне.
В тайной келье в Бузулуке
В своей тайной келье, в Бузулуке, наутро после несказанной неканонической молитвы больше часа вереницей проходят тысячи зэков перед его взором. Стучатся в его сердце, говорят: “Помолись о нас, отец”. Многих вообще не знал. Лицо старца было бледное, и одежда вся мокрая от слёз и пота. Принимая на себя их скорби, неделями лежал неподвижно, как неживой, закрыв глаза.
Жизнь в Бузулуке казалась ему скучной. Свидетельскую благодать, которую познал в лагерях, на воле не чувствовал и питался от страстны́х вод крестного источника единою молитвой. Развернёт свой маленький “казачий” подвижной шатёр на втором этаже двухэтажного кирпичного барака (в квартире дочери своей Матроны) и восхи’тится в молитве.
Кто приобщился к Соловкам, причастен к сфере чудотворений. Соловецкая Голгофа отдаст в час Воскресения не только усопших и утопленников. Великая огненностолпная благодать исходит от неё, и исповедующие Соловки Второй Голгофой удостоятся даров и высоких причастий без каких-либо особых подвигов – за одно то, что приобщились к славе отцов и пили от источников их скорбей. Отцы сеяли слезами, а сыны пожнут веселием.
Восстанут из мёртвых старцы Анзерские – российский наш богородичный Афон, светлейшие молитвенники, как в мистической живописи владыки Стефана Линицкого, выдающегося иконописца и старца ИПЦ.
Паломникам соловецким, ищущим причастия к источнику отцов (не с праздной целью посетивших архипелаг), старцы обещали приходить и избранных ввести в святилище. Их несколько, тайных монастырей на Соловках. Не в земном они пространстве – в инобытии. Но одно из чудес Соловецкого Преображенского Креста в том, что подвижник, посвящённый в универсум Распятой Любви, хотя и ходит по земле, но живет на небесах, в премирной сфере (в пятом измерении Царства). И старцы вольны переносить его по воздухам, приводить в свои световые шатры, приобщать Святых Даров, удостаивать бесед и откровения тайн. Много невидимых ходов и выходов будет открыто в грядущем “узникам” веры соловецкой.
Сюда придут не только поклониться, покаяться или поставить свечку. Придут познать Живого Бога, на Брачный одр возлечь. Сюда придут, чтобы остаться здесь и не возвращаться в мир. Сюда придут для вышних посвящений в невесты Христовы. И кладбище всероссийское однажды превратится в сладчайший невестник Христов, и старцы переменят черные одежды на белые одеяния церкви непорочной.
Дивился старец и тому, как быстро пожигались страсти. Рыдая втихомолку, забывал ээк соловецкий на нарах о надеждах и амбициях. И уже ангелы в белых одеждах влекли к иным селениям, вечным. Кому входы соловецкие до поры не открывались, тот ходил замкнут и мрачен. И если б не каторжный труд, заели бы его тоска и одиночество. Но царедворцы соловецкие, ангелы служебные, посвящали даже их, безымянных атеистов-зэков, в тайны вечных Соловков. Крестные скорби предваряли переход в сладчайшее инобытие. По сравнению с ним земная жизнь казалась кратковременной уродливой убогостью.
Серафим умиленно замечал и радовался, как через несколько лет каторжных трудов и молитвенных слез лица его учеников просветлялись. Усвоил от Святого Духа школу радости в скорбях и преподносил её другим, укреплял: как смиренно терпеть, как благодарить Бога за всё и, простершись сораспятым на Крестном древе жизни, постигать тайнопись Евангелия: “Кто вкусит скорбей соловецких от чаши Плоти и Крови Моей, здесь распятой-воскресшей, тот будет жить вечно, а если и умрёт – воскреснет”.
На материке бегут от одиночества, от себя: в пикниках и суете мирской. А на Соловках беспроглядная снежная пустыня вела к общению с Богом и приобщению к семье миллионов священников в светлых одеждах. За одного такого ангела земного отдать можно было бы несколько жизней. Быть может, небрежёт церковь бренным и мирским, но сулит и даёт превосходящее, чем и привлекает людей: мир упокоенного субботнего отдыха, христианских ближних, чистоту сердца, верность и братьев, с которыми сроднишься навсегда в молитве и предстоянии Пречистой и Христу. Благословенна церковь странническая!
Монах, супружничающий с мамоной
Духом владыка наш отличал истинного подвижника от мнимого. И дана ему была власть совершать суд над душой. Говорил: “Отступил ты от прямых путей Божиих, сделал глупый выбор. Теперь кайся, пока не поздно. Кайся и возвращайся”. Так вразумлял многих красноцерковников-сергианцев. И были случаи – внимали старцу, но большинство стояло на своём, видя в красном митрополите не губителя, а спасителя земли русской.
“Ну если монах, супружничающий с мамоной (стяжательство в духе Иосифа Волоколамского), или епископ, разделяющий чашу греховную с преступниками, – спасители России, не бывать мне в такой церкви”, – говаривал. Или: “Если молитвенники за тирана – святые, и если можно, как ни в чем не бывало, сидеть за столом с братом, на которого давеча настучал на ночном допросе в ГПУ – подписал ему смертный приговор, – и пребывать в литургической молитве, сроду не бывать мне в такой церкви.
Что могу сказать детям моим? Совесть сохранил я чистой. Много претерпел скорбей, но сохранил чистоту веры, какую Господь благословил”.
Посвящённость в крест огненной соловецкой свадьбы
Посвящённость в крест огненной Соловецкой свадьбы достигала у отца нашего такой степени, что меркли перед сиянием креста человеческие знания, научные интересы, оккультные домогания. Приходилось ему огнём уст ещё в земные дни запретить двум колдунам оренбургским черную магию. А благодать от отца нашего исходила столь великая, что иные выносить не могли. Бесы кричали из них: “Не мучай нас, святой владыка! Уходи!” или: “Изведи нас из темницы плоти сей”.
Немногие выдерживали и общение с ним. Непонятный был он даже для верующих, не говоря о простых смертных. Внезапно прекратит беседу, умолкает, и лицо наполняется неземной радостью, и сияет, как бы опьянённый, в блаженстве. А иногда, исполненный старческой силы, прикажет, и не посмей ослушаться. Потому больше странствовал. Часто покидал тесную келью, хотя его любили, как доброго отца (приютили двое бывших зэков Василий и Ольга, оба сироты, и сын их Александр).
Интеллигенции российской: откройте для себя престол православия!
О, если бы поклонники Даниила Андреева и рериховские первооткрыватели физики тонкого плана испили хотя б однажды от источника света, от Соловецкого Креста! О, если б увидели они очами сердца владыку нашего! О, если могли бы читать его дневник из пакибытия! Разорвали бы космические рукописания какого-нибудь иерофанта в обличии доктора психофизических наук.
Ну какая пещера Тибета с лемурами в состоянии самадхи, когда в двух верстах от мегаполиса – матушка с мироточащими мощами?! Устремятся русские паломники на свой Тибет – на Соловки, к своей шамбале, ко своей иерархии Солнечной Жены; скажут: “Ты – Премудрость, превосходящая тибетские и египетские эзотерические школы”.
Елена Блаватская с её космическими откровениями от капитанов НЛО покажется жалкой мошенницей, и сама придёт к старцу:
– Что мне делать, старче Серафиме?
И ответит ей:
– Сожги рукописи и развей пепел откровений махатм, что получила по пути в Тибет и в кабинетных залах египетской Александрии. Принеси покаяние и постригись в инокини с новым именем.
– А чем заниматься мне в иночестве при моём менталитете? – глаза расширены, как от базедовой болезни.
– Коровку доить, вёдра воды таскать на коромысле. Каяться и забыть космическое прошлое, Содом и Египет.
И всей интеллигенции российской: откройте для себя престол православия! Пойдите на поклонение к матушке Евфросинии и владыке Серафиму Умиленному! Соберите всех магов египетских и посвящённых эзотерической астрологии, астральных выходов и т.п., даниилов андреевых и джун, соберите их всех вместе, поставьте на молитву и попросите сотворить чудо. А потом придите в церковь Православия Святого Духа Серафима Умиленного и увидите, что один наш дьякон С., многоскорбный брат богородичный, творит чудеса превосходящие и благодатной силой и мудростью обладает большей, чем вкупе вся элита эзотерики Москвы.
И тогда познаете, каков Бог истинный, и покаетесь, и обратитесь. И не будет больше служить для вас препятствием старая скиния с её образом Злого, Наказующего, с карабасами-барабасами и животами с рясами, с их деревянно-кондовой верой по бумажке и казарменному уставу в стиле императора Юстиниана.
Скажут: “Открыли для себя мы церковь истинную. Как она прекрасна!” Пойдите к ученику святой Евфросинии отченьке Илье, матушке Марии Махошевской, к отцу Иоанну, безумцу малого креста. Наставьтесь от них псалтырной молитве, поклонам, омовениям на источниках. Приобщитесь тайн евхаристических и войдите в непрестанное блаженство. Старцы сулят его тем, кто поклонится им как спасителям России, как праотцам второй, русской Голгофы, дарующим детям своим жизнь истинную, победу над грехом, радость во скорбях в настоящем и вечное блаженство в будущем.
Владыке открыта сфера богомысленной золотой псалтыри третьего тысячелетия
В полночь после молитвы об усопших и длительных размышлений о несказанном промысле Божием Серафим выходил из барака, минуя «часовню», «гастроном», сторожевую вышку с охранником и псом, швейную мастерскую для обшивания вохры, и шёл по морю, словно яркий фонарный луч света. Море светилось в перламутрово-маренговых тонах. Владыка приходил к усопшим. Погружался на морское дно, благословлял их, клал жемчужины морские им в уста, запечатывал их до часа воскресения, а иных переносил, как младенцев, на руках, прижимая к груди, к Святилищу Агнца и полагал к стопам Его. Проснувшись, они приобщились к сфере соловецких старцев, к Иерархии Огненной Солнечной Жены.
Кризис веры, пора сомнений и уныния минет. Старцы молятся за нас и в нас. Старцы в нас литургисуют, старцы благовествуют о Второй Голгофе и воскресении Христа Духа Святого. Старцы утверждают престолы где-нибудь близ сельхозпавильона ВДНХ, где служили пренебесные литургии их дети. Старцы в нас трапезничают, подсказывают и устраивают. Старцы в нас благовествуют и священствуют, и посылают ангелов. Их присутствие как никогда близко.
Литургию начинаем с приобщения к огненному морю иерархий Серафимовых, с прошения о помазании от масел их во время Всенощной. И неземной покой водворяется во внутреннем Жертвой Господа, заслугами отцов наших Истинно-Православной Церкви и владыки Серафима, патриарха их.
О старце и его братьях можно сказать: Кондрат был умиленный, Михаил – блаженнейший, архимандрит Симеон – премудрый, но ни у кого не было такого сердца, как у отца, сердца поющего. Не случайно Серафим слыл православным песенником. За год до амнистии его приглашал к себе сам главком соловецкого концлагеря послушать песни, и рыдал.
Но и без песен и без слов владыка обладал присноблаженным сердцем. От него исходила солнечная теплота, так что всяк, вступавший с ним в общение, согревался от неё.
Близ старца невозможно было говорить ни о чём мирском. Молитва шла сама собой. Достаточно было пять минут молчаливо провести в его присутствии, задать какой-нибудь нелепый вопрос и уйти, не дожидаясь ответа, чтобы три дня подвижнику не сходить с молитвы. Крест Соловецкий в образе маленького деревянного креста в руке владыки животворил в нём.
Не любил отец наш писать письма или читать книги. Предлагали чада ему писания святых отцов – откладывал. Как и святая матушка наша Евфросиния, предпочитал псалтырь. Как Давид, познал великую ночь отступления, ночь небытия. Давид с ним вместе мучился, стонал и царствовал на Соловках.
Cвятые отцы были большей частью затворники пещерные или проповедники церковные. Ни то, ни другое не было близко нашему владыке. Напротив, пройди Ефрем Сирианин или какой египетский авва-пустынник его каторгу на Соловках, выплачь его слезы и приобщись к высоким тайнам, ему открытым, пошёл бы (дерзаю сказать) в научение к нашему старцу.
Владыка наш владел ключами короткой молитвы. “Трезвение имей, Иисусову, помышление о смерти и смирение”, – проповедали отцы в древние времена. Владыка же владел другими ключами: сокровенной молитвы. Принял её от Самого Господа и Пресвятой Девы на небесах и ни с кем не делился ею. Таких сокровенных молитв, повторяемых им непрестанно в течение дня, знал он несколько. Открыта была ему и молитва святого Кассиана (IV век): “Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися” (Пс.69).
Скорбями ум у отца нашего был посвящён настолько, что любил безмерно повторять один и тот же стих псалма на тысячи ладов несчётное число раз. Всякий раз, приводя его на сердечную память, исполнялся умиленных слёз. Творил стих псалтыри и уходил с ним в безмолвствующее пакибытие, и погружался в его небесные дали. И оживало все кругом под этим сокровенным псалтырным молитвословием.
Благодать Святого Духа от Соловецкой Голгофы шла такая, что открывала новые врата. Владыке была открыта сфера богомысленной золотой псалтыри третьего тысячелетия. Духом Святым исполненный, читал псалтырь Третьего Лица и исповедывал веру Третьего царства. И нам завещал молиться так же.
Умиленный Серафим – провозвестник нового подвижничества, монашества в миру: юродиво-парадоксального, крестно-сладчайшего. На небесах придут к нему ефремы сирины и аввы агафоны. Еще напишут лавсаики в честь соловецких иерархов. Но важно другое: придут к нему молодые подвижники в поиске истинной веры, и встретит их владыка наш у самого аэропорта соловецкого или где-нибудь у Секирной горы, и строго скажет: “Иди за мной”.
А по трехдневном наставлении отошлёт в Православную Церковь Божией Матери Державная и скажет: “Отцы – святые, ручаюсь за них. Их веду. От начала Богородичного Центра церковь моя осмеивается миром, оклеветана, как и я в земные дни, и проклята от фарисеев, но в ней неземная благодать, и Сама Владычица Небесная над ней простёрта. В ней обретёшь покой и наставишься о тайнах и ключах совершенной святости. В ней приобщишься к тайнам русского духа, исцелишься от болезней, как должно, покаешься и примешь образ для вечности, а с ним – постриг иноческий с новым именем. Ступай”, – скажет строго и вослед посмотрит с такой любовью, и горячая слеза выступит на его старческих очах.
Предвижу, подвижник задаст ему тысячи вопросов: об Иисусовой молитве, о книге “Странник” Никодима Святогорца, о сомнениях относительно Откровений Пречистой Девы, о пути церкви, о покаянии священников и десятки других, в том числе и личных. Но владыка ответит в духе:
– Важна не внешняя вера, а сфера. Сферу исповедуй. А сферы нашей нет ни у кого. Я призвал тебя для приобщения к сфере. Блюди сферу, как Адам и Ева призваны были возделывать и охранять Эдем, и Бог не оставит тебя Своим присутствием, а Дух Святый – наставлением. Потеряешь сферу, и погиб, хотя б следовал предписаниям отцов, послушничал у старца, посещал ежедневно литургии, приносил жертвы – все ничто. Много пролил крови я за чистоту истинного православия. Ни однажды не поступился совестью. И Господь за сохранённое мной девство сферы увенчал меня короной патриарха.
– Как сохранить сферу, отче, когда кругом соблазны и крючки?
– Будь верным сыном церкви. В ней пребывает благодать Святого Духа и суд Владыки нашего Христа. Кто церковь любит, не осуждает отцов её, смиренно служит, тот начинает как общник сферы, как её младенец, а завершает путь как таинник, столп и блюститель её девства. Достигни и ты высот сфероблюстительства, для чего засвидетельствуй безстрашно веру, как отцы, пройди по лестнице, восходящей к небесам. И придут за тобой отцы наши в последний час.
“А вы владыку знали, видели?” – “Больше, чем видел – духовно приобщился. Больше, чем беседовал и наставлялся – в вечности внимал. И знал, и видел, и любил безмерно, хотя и не встречал в земные дни. И уже после первой встречи с ним на Соловках заключил с ним завет и стал одно”.
Храни, владыка, свою церковь. Молись о нас, как отец о своих детях, а мы будем возносить неусыпно молитву на тернистом земном своем пути: “Батюшка родненький, прими нас в своё стадо”.
Победитель дьявола
Господь, приходя, обещал нам, что продиктует соловецкое Евангелие. Что испытал Спаситель один на Крестном пути, пережили тысячи Его учеников. Соловки Ему ближе земного Иерусалима. Придя в урочище Святой Руси, назвал Он их русским Своим Иерусалимом, русским Элеоном. От России грянет ангельская труба воскресения.
И когда отец наш со братиями в гулаговском бараке рыдал над Евангелием, ангелы метили Секирку – Лобным местом, Анзер – Тивериадским морем. Своя была на Соловках горница Иерусалимская, своя гора Ермон и свой Фавор. Евангелие животворилось в соловецкой сфере. Здесь подтверждалось премирное значение пришествия Христа. Спаситель не оставил мир, но приходил ещё и ещё. То в общину ИПЦ, подвизающуюся в нелегальном монастыре, то ещё к кому сочтёт нужным. А над Соловками – Его вселенский храм, где первосвященствует Сам Он, Сын Божий, берущий на Себя грехи мира и собирающий девственников со всех концов земли для явления Своего во славе.
Открыл отец, мученик наш, необъятные просторы истинного православия. Запечатал проклятые входы. Запретил нечистому зверью – змеям, свиньям и проч., и фарисеям, воссевшим на местах тайновидцев и пророков. Возвестил эпоху двух Симеонов – Богоприимца и Нового Богослова, трёх Серафимов – Саровского, Соловецкого и Вырицкого, трех Николаев – Чудотворца, Аскольда и Романова.
И когда грянет конница Илии и Эноха из-под Твери под водительством князя Михаила Тверского и из-под Владимира – лучники Андрея Боголюбского, – воскреснут затравленные и пожжённые злодеями-инквизиторами заволжские старцы-скитяне. И монастыри нестяжателей распространятся по Святой Руси в несколько лет, насадятся, как оазисы среди пустыни. Возлюбит Русь Святая Богородичное правило (лествицу), поклонится Державной, примет откровение Солнечной Жены. Правители российские облекутся в Её ризы и могущество. Вспомнят тогда о владыке нашем, провозвестнике путей грядущей веры православной. И составят подобающее житие, акафист, оду.
А владыка наш к тому времени на ещё большие горние высоты уже будет возносить молитву об участниках грядущей брани. О спасении России от полчищ люциферовых. О закрытии врат антихристовых. О схождения святых душ с непорочной меткой на челе. О расцвете и преуспевании церкви Христовой в последние времена, спасении от бедствий вверенных его пастырскому попечению и о грядущем преображении мира, когда Соловкам определено место первопрестольной солнечной столицы. Как было во времена гипербореев, будет в грядущем веке.
Не правы те, кто утверждают, что Серафим родом удмурт и что родина его гор. Дебесы. Ничего о нём нельзя сказать, помимо: человек небесный, возрождённый, новый. Обо́женный, безсмертный, бог.
Блажен у одра его стоящий. Блажен ему внимавший. Нет у него, как священника Мелхиседекова, ни отца, ни матери, ни места рождения, ни смерти. Оставил Господь от него нетленные мощи, присутствие и торжество его сферы и память в виде церкви, от него пошедшей и распространившейся, как семя авраамово Вечного Завета, по всей России, по всему миру.
Творите молитвы Серафимовы! Входите вратами Серафимовыми! Помазуйтесь Серафимовыми маслами. Стройте часовни в честь братства Серафимова. Внимайте откровениям Огненной Иерархии соловецких старцев. Терпите скорби, как подобает его ученикам, и благодарите Господа в блаженствах.
Отец щедро поделится с теми, кто возлюбит скорби и кресты, и Господа всем сердцем и отвергнет прочее как недостойное. Кто посвятит себя всецело Крестоносцу распятому и пожелает получить высшие посвящения из кладовых русского духа, высшее богатырское призвание – стать воином непобедимым, получить меч обоюдоострый в руки, обуздать коня вороного с седлом, расписанным богато, и мирно шествовать с воинством своим к стольному Питерграду, возвещая век Христов, царство святых, жизнь вечную.
И грянем: аллилуйя!
Как близки они – св. Евфросиния и отец наш Серафим! За матушкой, по стопам её, ходил я больше десяти лет. Владыку не встретил в земные дни – поклонился лишь его мироточащим мощам. Но смежилась память о них в вечности. Оба благоухают у престола Божия. Оба открыты, принесли себя нам в жертву. Оба говорят, по сути, об одном: “Примите печати нашей веры и станьте достойными сынами, чтобы воспринять достояние наше и наследство”.
Матушка истинного духа священниками и подвижниками называла тех, кто был одной сферы, одного дыхания со Господом. Кто был, как Он, кто в земные дни не отходил бы от Него, как Иоанн, возлюбленный ученик.
Говорила о себе Евфросиньюшка: “Не устрашилась бы пройти с Ним стезю крестного пути и стояла бы у Голгофы с женами-мироносицами”. И владыка не убоялся разделить стояние Иоанна Богослова.
За кем будущее православия? За теми могутными богатырями земли русской, кто в ХХ веке выстоял против тысячных полчищ вражиих и победил дракона: фашизм, коммунизм, капитализм, космизм и фарисейство вкупе. Один выстоял против тысяч искусителей. Им Господь даровал венец победителей и им заповедал повести церковь Его, и умножить её.
Потому верно поступают те, кто поклонятся неколебимому нашему столпу, владыке Серафиму. Получат от него силу разить врагов Божиих, несмотря ни на какие козни их, внешние преимущества. Отец наш выстоял против двухсот миллионов красных боевиков. Один встал и разломал силою богатырской посиневшими ручками колючую проволоку. Один скрутил, не пораня рук, соловецкого дракона. Один взял и сбросил в пропасть пятиметрового чёрного бегемота с Секирной горы.
Один с двенадцатью братьями и – умножился в нас. И вот, Серафимовых учеников тысячи! Кто их победит, если один устоит против легиона? “Ура!” и “аллилуйя!” – торжествует церковь во дни скорбящего стеснения, чтобы взойти радостным светом в часы грядущего торжества. Расцветайте, нивы Серафимовы, по всей земле! Славьте Бога и притвор братьев Серафимовых, что в солнечном Храме третьего тысячелетия. И ни один не приблизится к алтарю, если не поклонится прежде отцам нашим.