Отзывы на книгу Блаженного Иоанна «Серафим, патриарх Соловецкий».
Живая скрижаль соловецкая
Серафим патриарх Соловецкий – первая книга Соловецкого Евангелия. Другие книги этой серии – ‘Соловецкая Сияющая ветвь’, ‘Соловки – Вторая Голгофа’, ‘Соловецкий Сад’, ‘Серафим в 144 ликах’, ‘Победитель Гулага’ – также принадлежат перу блаженного Иоанна.
Соловецкое Евангелие – правдивое свидетельство о духовных событиях российского Гулага, в которых главными действующими лицами являются Серафим Соловецкий (Михаил Романов), Огненная иерархия (братья Серафимовы) и все гулаговские мученики.
Последний российский царь Михаил Романов вопреки мифу, созданному советскими идеологами, не погиб в июле 1918 года, более того, прожил еще 53 года, 39 из которых – в сталинских лагерях.
В первой книге Серафим Соловецкий еще не открыт как Михаил Романов. Но, со слов Серафима, это и не столь значимо. Теперь у него новый царский престол – духовный, новая элита – Огненная иерархия, Серафимовы братья, новое царство – государство Гулаг. По его словам, все что происходило в Гулаге на Соловках, будет по всей России и по всей земле. Огненная иерархия благодаря величайшим страданиям гулаговских мучеников отняла у князя мира сего власть и силу и передает их сегодня своим духовным преемникам.
Ушло столетие, которое принято называть временем сатаны. В двадцатом веке было пролито столько крови и слез, совершено столько зла, сколько за всю предшествующую историю нашей цивилизации. Но вместе с тем, это время торжества божественной любви, добра и справедливости.
Свершилась вторая Голгофа – Соловецкая, Агнец Соловецкий был распят в России. И как на первой Голгофе пострадал из любви к нам Христос Иерусалимский, так на второй, Соловецкой, в лице величайших помазанников – Христос Дух Святой.
Эта книга о божественной любви и её победе над силами зла, о таинственном её присутствии в избранниках, в числе которых Серафим Соловецкий.
Святой узник Гулага Серафим – живая скрижаль соловецкая. От призывания его имени открывается история Соловков. Серафим Умиленный (так называет его небо) – истинный свидетель и участник явления cлавы Божией в 20-30-е годы на Соловках. Оставляющие земную жизнь соловецкие старцы, уходя, складывали в его сердце все тайны и дары Соловецкого креста. В то время о явленных на Соловках чудесах говорить было не велено. Но сегодня святые низводят свыше великую благодать и запретные знания адских сфер затмеваются небесными свитками.
Вострепещем и услышим! Говорит Серафим Умиленный, тайнозритель Соловецкого креста. Склоним главы перед величием подвига отцов Соловецкой Голгофы.
Они, жертвенные агнцы, таинники, среди других с трудом различимые, не шли на сделку с совестью, не пошли на сотрудничество с властью, для которой человек – пыль, глина, материал для всевозможных социальных экспериментов. Как правило, на виду другие – друзья-сотоварищи сильных мира сего. Для них, в то время молящихся за Берию и Сталина, ‘всякая власть от Бога’.
‘Возможно, от вашего Бога и может исходить что угодно, но от Нашего Божественного Отца – только власть любви, – говорили конформистам соловецкие огненные иерархи, – нельзя смешивать неоднозначный порядок мира с божественным мироустроением’.
Помимо основателя РПЦ Сергия Страгородского, который был всего лишь секретарем местоблюстителя патриаршего престола, и его последователей есть истинный преемник истинной веры – патриарх Гулага непобедимый апокалиптический старец Серафим Соловецкий и его наследники, Серафимова богородичная ветвь.
С кем было благословение Божие? С Сергием Страгородским и его кликой, ставшей под эгиду Сталина и Берии, или с отцами, принявшими мученичество?
Блаженный Иоанн – наследник соловецких отцов. Его книги показывают, как узники Гулага своим мученичеством дали исчерпывающие ответы на вопросы: ‘Какова церковь? Какой ее образ? Какое участие церкви в трагических событиях ХХ-го века?’ За эти уникальные свидетельства, впервые открытые миру, автор подвергся гонениям со стороны властей, симпатизирующих Сталину и РПЦ.
Сегодня открывается церковь-дева – чистая, непорочная, не осквернившая себя связью с князьями мира сего. Истинные исповедники веры, как Серафим Соловецкий, всегда принадлежали к ней. Более того, они находятся в непрестанном сражении с церковью блудницей и ее последователями, совершая предписанное молитвой Христа: ‘Да будет воля Твоя как на небесах, и на земле‘.
Серафим Умиленный ‘воевал’ слезами, и никто его как агнца победить не мог. Агнец есть победитель увенчанный, не знающий смерти. Серафим десятикратно победил смерть, и Христос воскрес в нем.
Перед закрытием Соловков Господь показал Серафиму адское дно, куда по своей воле следуют уловленные дьяволом души.
Серафим Умиленный обращается к нам: ‘Дети, я хочу научить вас рыдающему православию (православию старческих слез). Вы живете в последние времена. Учитесь побеждать страх, болезни и смерть. За вами стоим мы, примите печати победителей’.
Невероятно, но в самых ужасных условиях: в Гулаге и фашистских лагерях открылось истинное божество – добрейший добрых и безмерно любящий нас Отец, непричастный к злу мира и всегда вместе с нами страдающий.
Приходил Он к бесконечно страждущим, затравленным, забитым, изможденным, замученным зэкам вместе с Матерью Божией, Соловецкой Добрейшей Добрых. И зэки мгновенно восхищались в божественные сферы, умилялись и блаженствовали.
Эта книга о тайнах прошлого и настоящего, путеводящая скрижаль к чертогам Царствия. О таинственном присутствии Христа в подвижниках Соловецкой Голгофы. Двенадцать их было – серафимово братство. Если в лагерях при виде Серафима Умиленного зэки падали ему в ноги, то для простых жителей Бузулука, где он жил в последние годы, он юродивый, для служителей РПЦ – горделивый самозванец, для властей – ‘опасный!’.
В 2000 г. на Хх-м Соборе Православной Церкви Божией Матери Державная Серафим патриарх Соловецкий канонизирован. День памяти и прославления святого Серафима Соловецкого – 22 октября.
Серафим Соловецкий таинственно присутствовал при рукоположении автора книги, блаженного Иоанна (архиепископа в традиции славяно-теогамической духовности). Преемник Серафима Соловецкого, глава катакомбной церкви митрополит Геннадий Секач в момент рукоположения о.Иоанна (1985 г.) услышал прямое одобрение свыше от Серафима Умиленного.
Не сразу Серафим Соловецкий открылся блаженному Иоанну. Обладая старческими дарами и способностью слышать небо, автор книги получил в 1992 году ангельское откровение о Соловках, и в нем впервые прозвучало имя Серафима. С 2000 года Серафим Умиленный лично открывает о.Иоанну величайшие тайны Соловков.
Святые часто наставляют свыше. Наиболее известный случай – небесные свитки Нила Мироточивого. В этой книге читатель ознакомится с откровениями Серафима Умиленного. Узнает о том, что было в 20-30-е годы на Соловках и о чем знали до этого времени только усопшие, потому что живых свидетелей оставлять было не велено.
Открылись великие тайны пятидесятимиллионного государства Гулаг. Над кровавой зарей Соловков, над этой адской машиной человекоубийства и злобы стоял небесный Солнечный град древней Гипербореи. И серафимовы братья, оставляя бараки, скорбь и уставшую плоть, входили в него. Сегодня они спешат поделиться пережитой радостью.
Никто не получал столь великие харизмы как Серафим: исцелять, воскрешать, ходить по воздухам, видеть все и вся, благословлять державой самого Небесного Отца и иметь престол архистратига Михаила.
И взошел он на гору высокую и великую, а под ногами стоял стон и глухой шакалий вой тысяч жертв Гулага. В стареньком пальтишке с белым прямоугольником с номером 5081 – Серафим Умиленный, святой зэк, патриарх Гулага и всея Руси.
‘Кто же отпоет мя, Боже, безвестного, Матерь Божия?’
‘Владыченька наш, прими нас в свое стадо’. И шел по воздуху к бараку №3 к умирающему брату. И помазал раны небесными маслами, данными ему от светлого ангела целителя. И слезу отирал, провожая в мир вечный.
Мелхиседек Наумов
(с использованием материалов блаженного Иоанна)
Мой герой и мой патриарх
Наши отцы погибали в Гулаге. Ночью сапоги сталинских опричников размеренным, каким-то ленивым шагом двигались к квартирам моих соседей. Кто следующий? За ним придут этой ночью или следующей? Какая разница, – скажете вы. ‘Чем скорей, тем лучше’, – подумает кто-то за соседней дверью, и когда пролетарии исполнят свой долг, лестница опустеет. Вы помните, как это было? Как вглядывались в темные окна жильцы моего дома, мои соседи, мои друзья? Нет. Население нашего дома отменило дружбу, никто не смел крикнуть ‘мама!’
Чья-то судьба была решена…
Я иду по Красной площади, и мои легкие шаги почти не слышны. Я тороплюсь. Куда же? Куда ты торопишься ночью одна, кто ждет тебя?
Я вижу силуэт человека, к которому спешу. Сейчас я подойду к нему, взгляну в его лицо, удивлюсь странной ушанке – я такую еще ни разу не видела. Сейчас я спрошу у него: ‘Вы – зэк?’ Но он будто не слышит моего вопроса. Ему незачем мне отвечать. Это он – патриарх Соловецкий, пришло время пройтись ему по Красной площади, не по центру ее, а по краю, чтоб уж не очень бросаться в глаза…
Таким же осмотрительным был мой отец, не вернувшийся оттуда.
Может быть, я надеюсь, что он вдруг возникнет у яркого фонаря, и я спрошу: это ты?
Он промолчит, конечно же, и быстрыми шагами пойдет прочь. И я больше не приду на Красную площадь встречать его.
Этот сон мне снился долго, затем он утонул в моей памяти, когда я поняла, что сон этот мучает меня. Оттуда не возвращаются.
Но моя одноклассница верит, что вернется ее отец. Он придет в красивой пилотке, с орденами на груди…
Сколько раз я вспоминала этот ее рассказ! Ордена? Зачем они?
Соловецкому патриарху орденов не давали, его мучали на Соловках, вырывали уши, выдергивали бороду, подшучивая над его беззащитностью.
С тех пор пронеслось немало лет. Я перестала вслушиваться по ночам в то, как приезжают машины и кто-то прокуренным сиплым голосом покрикивает: ‘Давай! Давай! Что ты, мертвый, что ли?..’
Серафим, патриарх Соловецкий, таким же вот образом был вывезен со двора, и никто никогда не узнал бы, где ночевал и где он проснулся поутру.
Книга блаженного Иоанна – книга о любви. О любви к Богу, к соловецкому заключенному Серафиму и о том, как божественная любовь сохранила Соловецкого патриарха.
Нет, не думал и не гадал Серафим Соловецкий, что судьба приготовила ему зону – так называли лагеря для заключенных. За что же такая честь: жить в одном из красивейших мест на свете?! Жить там, где море почти слилось с небом, и различить ту тонкую грань меж ними стоило немалого труда.
Книга, которую вы держите в руках, уникальна. Она вместила в себя не просто события, факты, похожие своей чрезвычайностью, к которой следовало бы привыкнуть, чтобы остаться самим собой. Книга эта уникальна, ибо в ней записана судьба моей страны. Однообразная судьба многих ее поселенцев. ‘Дьявол однообразен, а грех монотонен’, – сказал кто-то из духовных писателей. Кажется, это был о.Иоанн Кронштадтский.
…Прислушиваясь, как дышит дом, в котором я живу, как открываются форточки, как шуршат шлепанцы у моей бабушки, я решаю, что должна заснуть. Прислушиваться к стукам чужих дверей надоедает, все равно ничем не поможешь. Но не так-то легко приказать себе заснуть.
‘Я закажу себе сон’, – решаю я и оказываюсь мысленно в нашем дворе, где нет ни души, скулит у ворот собака. Я выбрасываю ей через форточку кусок хлеба – она привыкла к моим дарам – и вскоре засыпаю.
Утром я узнаю, кого из жильцов нашего дома увезли в черной машине. Они не вернутся домой.
Наутро мне расскажут соседские мальчишки, что приезжали за кем-то из очень важных людей…
Впоследствии я узнаю, кто в ту самую ночь исчез из дома.
Но зачем их втолкнули в машины, узнать мне тогда не удалось.
Автор книги ‘Серафим, патриарх Соловецкий’ свидетельствует о возлюбленном Отце, о Его любви и о тех, кто верен Его заветам. Узнала и о неисчислимом мужестве подвижников Всевышнего, и о самом главном – о сокровенной близости неба и земли. О том, что мир един, что правит им не случай, а Премудрость. Она назначает и поставляет епископами тех, кто завтра в зэковских теплушках отправятся на Соловки, ‘особую зону’, остров несказанных мук и страданий. Но человек, любящий Отца, получает право сочетаться с Ним, соединяя таким образом небо и землю.
И тогда, в самые дивные минуты божественной любви, тогда, когда небо спускается как можно ближе к земле, стылой и сиротской земле, проклятой дьяволом земле России, не пожелавшей уступить ему, тогда-то и возникает чудо любви. ‘К кому?’ – спросите вы. К Нашему Отцу.
И эта любовь непредсказуема, ее невозможно передать, пересказать и воспеть в псалмах. Она вмещает в себя непобедимый мир, что ведет войну со злодейством. Но об этом счастье удается узнать лишь тем, кому дарованы мужество и любовь. И эти счастливцы, лежа на стылой, политой кровью земле Соловков, гонимые, истерзанные, замученные, избитые и голодные, чувствуют близость Всевышнего.
Она была в избытке, эта ни на что не похожая близость, была она дарована и патриарху Серафиму, суровому воину непобедимых Небесных ратей.
И, может быть, там, на этой жестокой соловецкой земле, он вымечтал тот садик в центре российской земли у кремлевской стены, куда будут приходить дети, и, трогая пальчиками тело старого зэка, укутанного в железные латы, будут мечтать о старой зэковской ушанке и тихо молиться, беззвучно молиться сердцем о том, чтобы стать героем: ведь каждый мальчик должен, обязан любить свое Отечество, как дар Бога-Отца, и быть готовым к тому, чтобы на его любовь ответил любовью Сам Всевышний. И тогда вместе с детьми, приходящими к старому зэку, с неба будут сходить ангелы и сам Соловецкий патриарх…
…Я возвращалась домой. Стучали громко каблуки часовых, сменявшихся у мавзолея. И вдруг площадь опустела. Я прибавила шагу и оказалась у маленького скверика, в центре его стояла невысокая фигура.
Откуда? Вчера ее еще не было. Да и странность какая, будто не воин, не царь убиенный, статуи которых встречались на окраинах. Кто бы это мог быть? Я приблизилась и увидела скульптурную композицию: трое военных с тремя собаками. И все, словно неживые, застыли. А в центре – мужчина в странной какой-то ушанке. И тоже неподвижен. Что ж, какой-то сюжет, скульптурная композиция?
– Вот он, – услышала я рядом. Ко мне подошел какой-то прохожий. – Узнали?
Я молчу.
– Патриарх, – объясняет он. И помолчав, рассказывает, что еще вчера не было здесь ни памятника, ни собак. Кто-то наспех поставил макет будущей скульптурной группы. Посреди нее стал человек небольшого роста. В какой-то странной шапке: ушанка – не ушанка. Треух какой-то…
– Патриархам такие памятники не ставят.
– Так ведь это зэк. Знаете, кто такие? Знаете, кого так называли?
– А то…
– Это патриарх Соловецкий Серафим. Мученик, но и поныне жив. Он с Соловков вернулся.
Я молчу со стыда, ведь я бывала с экскурсией на Соловках. В музее… В музее.
– …Он спас многих, – тихо сказал мой собеседник. Видно, смирился с моим невежеством. И внезапно повысил голос: он нашу духовность спас… добровольно, можно сказать, пошел на муки. Серафим Соловецкий. Его сам патриарх Тихон позвал.
Дальше продолжать разговор я не хотела… начнет рассказывать небылицы.
Он словно бы услышал мои мысли.
Его так и называли ‘Патриарх’, толком не понимая, что значит это величественное имя, столь непохожее на саму статую Соловецкого патриарха Серафима.
А когда я встречала в маленьком скверике детей, они просили меня рассказать о Патриархе, и всякий раз я так начинала свой короткий рассказ: ‘Это мой Патриарх. Мученик из мучеников. Мой герой. И мой Патриарх’.
Зоя Крахмальникова
Как было на Соловках, так будет и по всей земле
Время неумолимо. Близятся сроки завершения прежнего миропорядка. Все отчетливее и ярче переживаются вибрации фатального исхода отжившему, отправленному по чьему-то великому замыслу на свалку истории.
Кто еще не успел узнать?.. На Соловках, в сталинском Гулаге распахнулись некогда запечатанные гиперборейские врата. И вот, уже новая жизнь стучится, возвращается на землю, устрояемая по иным, чисто божественным законам. Без злобы и ненависти, без смерти и болезней, без войн и терактов, без насилия, похоти, мамоны, узурпации, всякого рода лжи и лицемерия. Ну, наконец-то!.. Божественное начало в человеке выстрадало свое право на жизнь.
И уже не нужен будет ‘бог-пугало огородное’ устрашающий за неповиновение ужасными наказаниями при жизни, адом после смерти и Страшным судом в вечности. В прошлом останутся религиозные химеры, тайно узаконивающие ложь и преступления.
Не коммунизм, не ‘Град Божий’ богослова инквизиторской метки Августина, а солнечная Гиперборея, новая Атлантида – Богоцивилизация третьего тысячелетия сходит на землю.
Но прежде, впереди, пробиваясь сквозь ледяные заторы уходящего миропорядка, неутомимо движется Соловецкий ковчег. Он словно могучий ледокол вспарывает ледяной покров, открывая народам нескончаемые источники божественной благодати.
Кто жаждет… и не только испить воды жизни, а войти в океан нескончаемых блаженств, смелее выходите навстречу брачной процессии. Соловецкая огненная свадьба продолжается.
‘Ну, кто тут на земле временные? Слазь! Кончилось ваше время!’, – звучит от Соловецкого престола.
Соловки – камень преткновения, разделяющий налево и направо. Как относимся к Соловкам, так определяется и удел. Как относимся к тому, что творилось в сталинском Гулаге, фашистских лагерях, так определяется и будущее наше.
И сегодня невозможно заглушить крики людей, вибрации страданий и переживаемого ужаса тех кровавых событий.
Не только судьба каждого из нас, но и народа, страны, нации может измениться от молчаливого согласия оправдывать и прославлять совершивших против человечности преступление, у которого нет срока давности.
И особый спрос с иерархов религиозных конфессий, мнящих себя законодателями морали и добропорядочности. Своим конформистским отношением к данному вопросу свидетельствуют, что они наследники тех, кто благословлял эти ужасные преступления.
Ещё и ещё раз будем говорить, – только бы не замолчать память о величайшем мученическом подвиге, оповестим близких, детей, внуков, всех: мы человечество от Второй Соловецкой Голгофы!
Мелхиседек Наумов
Новый путь и новое служение
После третьего допроса Серафима больше не отпускали на свободу. Посадили в карцер. Предстояло освоить новые пути для возрождения истиной веры: концлагерь, каторга, Гулаг. Ссылка на Соловки. (‘Срок не определяйте. Для церкви времени не существует’). Отныне новый патриарх примет на себя тысячу, две, три, пять, десять тысяч смертельных ударов за церковь. На него обрушивается их град – как на Господа в земные дни. Его будут избивать сапогами, морить голодом, травить. Выбьют зубы. Зэки выщипают ему треть бороды. Будут рвать ему уши, бить наганом по черепу. Трижды оставят лежать в луже собственной крови. И ничего не смогут сделать с ним. Бог не попустил!
Мученик увенчивается, вера свидетельством прославляется. Когда непригодны другие пути для возрождения церкви, остается купель мученическая, омывающая кровью.
В первый срок – Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН) впоследствии переименованный в Соловецкую тюрьму особого назначения (СТОН). После страшных лет заключения вышел преображенным – увенчанным победителем. Смерть ему была уже не страшна. Смерть видел воочию.
Кто из мертвых воскрес, и не раз, – смерть победил. Ангелы пели ему славу на небесах и приготовляли благодать брачного одра. И Господь ждал часа, когда сможет излить Свою любовь к Серафиму, которого любил, как Иоанна Богослова в земные дни.
На пути обожения не было до этого еще ступени самой главной, завершающей – ‘Соловки – вторая Голгофа’. На эту лестницу возводил Господь владыку Серафима.
На Соловках открылся крест и его безмолвие. За скобками осталась старая Россия, имперские церковные амбиции, богословские споры.
И вот уже ангелы увидели в захолустном Бузулуке величественную фигуру гонимого престарелого владыки, просящего милостыню у продмага. – Кто это? Тайный архиерей? Ссыльный священник?.. Если б могли, услышали бы от ангелов: ‘Венценосный помазанник, исповедник второй Голгофы Соловецкой. Патриарх Гулага. Провозвестник Церкви третьего тысячелетия. Огненный крест, идущий через Белое море к Москве и Санкт-Петербургу. Победитель смерти и Гулага, зверя и дракона. Победивший смерть, страх и искушения.
Слава и честь патриарху Гулага Серафиму Соловецкому!
Оливковая Серафимова ветвь
Патриарх Гулага Серафим Соловецкий и основатель РПЦ митрополит Сергий Страгородский – по разные стороны противоборных ратей. Но так рассудил Господь: кратковременный Сергий Страгородский умирает, не дожив и до 70 лет – лжепреемник, бериевский ставленник. Отцов же наших хранил Господь на Соловках. Ни одного из братьев Серафимовых не смогли злодейски убить. Велено было, чтобы умирали своей смертью. Запретил Сергий Страгородский отпевать их, чтобы умирали, как собаки, ‘сектанты’, ‘катакомбники’ – распорядилась Небесная Первосвященница, чтобы отпевали ангелы. Не дал спокойного одра и тихой кончины на земле – ангелы вознесли на успенский одр и провели вратами вечной жизни. Бог так распорядился: ни один штык не тронул никого из наших отцов. И отец наш Серафим был свидетелем, как ангелы приходили на их успенский смертный одр. И как новопреставленные возвращались на литургии!..
Какой покой дивный водворялся на лицах усопших! Водворялись в пакибытии. И не единицы подвижников только, но церковь в целом побеждала смерть, церковь истинная – дева чистая сподоблялась успенского одра. Воистину, вслед за второй Голгофой Христа совершился и Успенский одр Церкви Его. Вслед за Христом на одр Успения, покрытая плащаницею, таинственно взошла Мать-церковь, святая мученица.
Над красной церковью большевики глумились, презирая соглашателей. А истинная – в катакомбах была хранима Богом. Красные ожидали: из лагерей Гулага никто живым не выйдет. Но Господь предписал – и ничего не смогли сделать. И дождался отец наш блаженный старец Серафим часа, когда в 93 года благословил Геннадия (Секача) быть преемником церкви Соловецкой.
Митрополит Геннадий единственный вышел из Кутаисской тюрьмы, где сгноили весь клир Грузинской Православной Церкви. Серафим единственный – из Соловецкой. Так распорядилась Премудрость Божия, чтобы хотя бы через одного или двух не прерывалась ветвь благословенная.
И предписано была свыше страдать тебе, отче Серафиме, до 93-х лет, чтобы передать преемство вечное от церкви непятнаемой старцу нашему Геннадию. Против судебных ‘красных троек’ – святотроичные соборы серафимовой троицы. Троих схимитрополитов встретили мы в тайном катакомбном монастыре. Геннадий, Феодосий, Григорий. Затем исповедник веры митрополит Иоанн (Боднарчук)… Светлые пастыри, души свои положившие за овец Христовых, стоят у основания церкви нового тысячелетия.
Когда вопрос о нашем рукоположении в священники стал конкретно, митрополиту Геннадию в духе открылся Серафим и дал на это благословение.
Отец Серафим часто отвечал на вопросы загадочно. И Геннадия, когда призвал, ни о чем не расспрашивал. Как патриарх Тихон благословением Божиим рукоположил Серафима в катакомбные святители, так и он Геннадия, за каких-то несколько часов. Так и митрополит Геннадий нас. В церкви истинной не заводят досье, не заполняют вопросников и не спрашивают об образовании. Соловецкая школа – созерцания Христа Второй Голгофы. Кто видит премирно Распятого, тот и рукополагается у подножия горы Его.
В 1935 г., после 10 лет заключения, во время горячки, в тюрьме Серафиму является ангел и открывает ему: ‘Ты выйдешь на свободу и много сделаешь для церкви. Святые небожители избрали тебя для особой миссии. Через тебя церковь возродится, и пойдет новая ветвь для третьего тысячелетия’.
Серафим пережил несколько заключений, в общей сложности 39 лет лагерей и тюрем Гулага. Самым важным моментом таинственного служения для патриарха Гулага было соловецкое заключение. Соловки с 1925 по 1939 гг. – переломный период не только для России, но и для всего человечества.
Там, на Соловках, разрушилась римо-византийская модель церкви. В тартарары полетели злодеи, инквизиторы. Облупились институциональные фрески. Заплыло око церковного суда. Канул цезарепапизм, посрамилась симфония, и старая карга обрядоверия исчезла прочь.
Ангелы посекли мечами эту высохшую смоковницу с ее репрессивно-авторитарным укладом и змеиным происхождением. Сколько горя пережили наши отцы – вышли победителями. Ни один не умер посрамленным. Вошли вратами вечности. Преобразились. Слава и честь отцам нашим на Соловках! Украсились венцами золотыми.
Ангелы Голгофы приходили к ним. Ангелы, сопровождавшие мученичества во все времена.
И видел Серафим превечную символику в руках архангелов, начертанную когда-то на древних мозаиках в храме киевской Софии. Рафаил с алавастровым сосудом и другой ангел с белой лилией в руках.
Литургии Соловецкие служились живые, чудотворные и пакибытийные. Чины бесплотные приходили к ним и раскрывали белые полотна, как воздухи над Святыми Дарами, уже не храмовыми, а вселенскими. Приходили и неведомые церкви лики ангельские.
Сколько ангелов приходило в Соловецкие сараи, где служили умирающие и воскресшие, победившие смерть! Но ни одного ангела не было с официальной сергианской кликой…
Три идола старой церкви были разрушены: фарисейство, рационализм и институционализм (церковь как государственное ведомство).
Там, в пространстве Гулага, открылся сказочный Китеж-град, столица второго Иерусалима. Осуществилась вековая мечта старцев и святых о совершенной церкви, о совершенном мире и о народе Божием.
В Гулаге церковь очистилась от грехов иосифлянства и византизма, стала такой, какой ее Господь видел у Голгофы и завещал Иоанну Богослову.
Об отцах наших соловецких, старцах умиленных слез, сказано: агнцы апокалиптические, из числа 144 тысяч, девственники просиявшие, апостолы грядущие, те, что впервые сойдут на землю по Преображении. Печальники о земле российской.
Два пути: одни погрязли в сетях еретического красного хилиазма (тысячелетнее царство дракона обернулось 80-ю годами коммунистического ада), другие на подходе к грядущему тысячелетнему царству провожали прощальным взглядом Владычицу Небесную, сходящую с Соловков.
На Соловках ветвь церковная была обрезана, очищена и наречена Серафимовой, старческой. И потек из нее сок драгоценный. Дверь на небеса открылась, и никто ее не закроет.