Владыка Серафим и иерархи Соловецкие открываются в сфере и в духе. Почти невозможно выразить словами то, что они показывают, являют и говорят, за исключением – что сами просят передать миру.
К концу 20-х годов на Соловках среди церковников усилился раскол. В начале 30-х гг. резко разошлись. Часть верила в возможность возвращения, сотрудничество с Сергием и оправдывала его тем, что Сергий спасал церковь. Другие были непреклонны. Те, которые верили в Сергия, погибали, умирали от болезней, исчезали в клоаках и Соловецких болотах.
Сергианская церковь примазывается к славе отцов, ничего общего с ними не имея. Они же их преследовали, убивали, чинили им зло, какое и передать трудно.
Ни один из сергианцев в Царство небесное не попал и не попадает. И ни один даже сочувствующий им не входит в соборное общение святых. Малейшее сочувствие сергианцам удаляло от славы Божией и рассматривалось как предательство веры, в одном ряду с предательством Иудой Господа.
Самым страшным грехом на Соловках считалось принять мысль поклониться Сергию. Соловецкие отцы получали тысячи знаков гнева Божия.
Тех, которые предавали и закладывали, вохровцы “опускали” и делали хуже псов. Кощунствовали над ними и отпускали на свободу, а затем опять арестовывали и расстреливали, как собак, пускали в расход, и они уже не приобщались к славе Божией.
Возвратившихся на материк Сергий презирал. Ненадолго получали храм, как псовую подачку, затем опять их ссылали.
Завет с Сергием ужасен. Назывались они проклятые, прокаженные псы. Когда Серафим и братия говорили о сергианцах, я видел собак, покрытых лишаями, змеиной кожей. Зло, которое они творили, не поддается описанию. Все приемы, которыми травили старообрядцев и святых, использовали против отцов наших. Сергий и его сотрудники в Кремле называли их сектантами. Слали одну за другой петиции, чтобы с ними обращались как с врагами народа и врагами церкви.
И пока хоть один праведный сохранялся на земле Соловецкой, сергианская клика не могла жить спокойно. Их терзала совесть, мучили страхи.
Сергий негласно подписывал многие приговоры своим бывшим друзьям, и они являлись ему по ночам. Эти параноидальные страхи приводили не к покаянию, поскольку был завет с дьяволом, а к мысли уничтожить всех врагов своих. Сергий решил, что пока будет жив не только Петр Полянский[1], а вообще хоть один истинный священник, который сделал выбор против коммунистов, не будет им покоя на земле. Потому настоятельно просил следователей ГПУ их уничтожать. “Иначе, – говорил он, – церковь наша не может с вами сотрудничать”.
Отношение было такое ужасное, что даже вохровцы недоумевали: “Что же это между вами, верующими, такая война идет? Что за вера ваша такая, что друг друга подставляете, доносите и ищете смерти?”
12 Серафимовых братьев
За вл.Серафимом пошло несколько архиереев и священников. Чудом они обращали других, здесь же рукополагали, ставили таинственные знаки на груди (знаки посвящения). Все они дали на Соловках обет служить церкви вечно и обет полного вверения в волю Божию. 22 из них получили великое посвящение от Пресвятой Троицы. Им были открыты тайны третьего тысячелетия. 10 из них погибли потом от страданий. Оставшихся 12 называли Серафимовы братья.
12 братьев находились вместе несколько месяцев. Отдельный дом, двух или трехэтажные нары, стояла огненная купина.
Затем они стали уходить, каким-то необъяснимым образом исчезать. Последние трое вообще как бы испарились. Они ушли, стали невидимы, пропали. Владыка остался один.
Когда клир Грузинской православной церкви рукополагал в Кутаисской тюрьме схимитрополита Геннадия, низводя на него благодать, говорили: “Ни один из нас не выйдет. Выйдешь ты один. От тебя пойдет ветвь”. Это было внешним выражением того, что Серафимовы братья завещали святому Серафиму. “Мы оставляем мир сей, но ты вернешься чудодейственно на Соловки”. Серафим рыдал, не верил, что может вернуться и говорил: “Возьмите меня. Как же братство наше распадается?”
“Не распадется братство наше. Мы придем за тобой в свой час. Но чудо великое совершится против сергианцев, которые хотят нас всех уничтожить. Ты выйдешь из Соловков, и еще раз сядешь, и проживешь последние дни свои. Ветвь нашу продолжишь. И придет церковь – наше Серафимово братство будет. Великая церковь, которая от дня рождения своего просияет чудесами и чудотворениями. Мы будем с ней говорить напрямую и открывать все тайны, которые нам открыл Господь”.
Так они говорили и внезапно испарились. Св. Серафим закрыл глаза, а открыл – их уже нет.
Потом все 12 служили с ним литургию в Бузулуках, в маленьком сарайчике-келье по Фрунзе, 40, в комнатке 2х3. С тех времён сохранилась лампадка с маслами, и ангелы Соловецкие вокруг неё.
12 Серафимовых братьев – 12 апостолов царства третьего тысячелетия. Они придут с исключительно важной миссией – судить мир.
Серафимовы братья исполнили свое обещание. Когда владыка умирал, и уже головочка его отключилась, они пришли за ним и протянули руки. И когда забили последний гвоздь в крышку гроба, раздалось благоухание и стало источаться мирро, и вл.Серафим на руках братьев восхитился в Царствие.
Откровение вл.Серафима: “Много мест на Соловках, что не открыты никому, и вам пока не открыты.
Гнев выпадает на тех, которые окапываются на славе соловецких мучеников. Им не видать Соловков небесных, и ничего им не будет открыто.
Сегодня на литургии мы открыли вам святилище Соловецкого храма, сего великого храма Господня. Святилище Соловецкого храма есть алтарь торжествующей церкви. На нем непрестанно литургисует Иоанн Златоуст на литургии третьего тысячелетия, и приходят многие великие богословы.”
Переживания на этой литургии неописуемы, великие святые через око Божие присутствовали с нами, видели нас, и у нас непрестанно текли слезы.
“В свой час нами будет открыто миру то, что мы желаем”, – говорили отцы наши Соловецкие, нареченные высшими иерархами и владыками церкви Царствия.
Тайна Соловков
Соловки преображаются в столицу Жены Облеченной в Солнце. Соловки готовятся к воскресению Духа Святого. Как веруют христиане, что второе пришествие Господа начнется с Иерусалимского Элеона, так на Руси надлежит веровать, что воскресение России и второе пришествие Господа начнется с Соловецкой Секирной горы. Тогда востребуются и кости, и черепа со дна морского, и миллионы и десятки миллионов костей будут соединены, слеплены, склеены, обрастут плотью новой и воскреснут. И составят некое живое море. Оно пойдет, как туча, и к нему будут приобщаться другие воскрешенные.
Вот откуда тайна Соловков. Те, кто призван был сюда, первые воскреснут по втором явлении Господа. Они составят собор, который будет судить мир. Внутри новомученики, принесшие себя в жертву, достойно свидетельствовавшие веру и увенчанные. За ними верующие многие. Затем даже многие жертвы ГУЛАГа приобщатся к тайне собора, но судьями не будут.
Соловецкие отцы просят молитв о нескольких миллионах замученных только в ХХ веке и о сотнях тысяч замученных за четыре столетия истории Соловков. Но то, что может сделать церковь земная, несравнимо даже с тем, что делают они.
Наша молитва открывает усопшим смысл земного пути и ведет к вершинам достижения. Как объяснили Серафимовы братья: только с помощью нашей молитвы об усопших, жертвах красного ГУЛАГа, они смогут эти души оживить и привести в Царствие.
“Сильный гнев Божий на сергианскую церковь. Бог не хочет её существования. Бог не хочет видеть, чтобы эта церковь была на земле. Она составляет мировое зло и несет большое зло на все миры. Ангелы ее запретят. Эта злодейская секта ведет к саморазрушению”.
Собор Соловецких мучеников – величайший в мире и равен по численности, а благодатью и премудростью превосходит собор раннехристианский с I по IV век. Собор новомучеников возглавляет Пресвятая Владычица – Распятская Благодать Божия, Первосвященница храма. Николай II, владыка Серафим, Иннокентий Балтский и 12 старцев Серафимовых находятся в Ее солнечной свите. От этого Соловецкого Собора произойдут чудеса спасения и преображения человечества и рождения новой церкви.
От степени веры соборному откровению соловецких отцов, сиянию светящейся ветви Соловецкой, зависит и личная судьба каждого, и возможность обретения венцов.
Россия должна поклониться подвигу отцов на Соловках и признать важность Соловецкого креста для её спасения. Кто их признает новомучениками, тех они спасут.
Они не благословляют ходить в Московскую патриархию до часа их покаяния.
Отцы показали, как издевался дьявол над сергианцами. Даже тех, которые каялись перед Сергием, убивали вохровцы, как приобщённых ко греху гонений на ИПЦ, на непоминающую церковь. На РПЦ величайшие грехи. Второй по силе грех после гонения на старообрядцев, – гонения на святых, которые пришли на Соловки. Объявление их сектантами, контрреволюционерами и злодейские расправы над ними. Святые предъявляют этот грех церкви. Им дано зрение видеть, им открыты тайны Божии, и всем этим они щедро делятся с верными последователями.
Потерявшая благодать и погрязшая в смертельных грехах церковь погубляет мир и Россию. Открывает люциферовы врата.
“Небо Соловецкое открыто, и мы помогаем нашей церкви. Не тревожьтесь. Ангелы гнева будут запрещать им делать то, что мы не благословляем. Они ничего не смогут”.
Они не благословляются. Увидел я, как одни предаются пьянству, другие отвратительным оргиям. Себе на погибель хотят кровоточащую рану Господа сделать доходной статьей казны.
“Отцы Соловецкие с архангелом Михаилом есть та сила, которая победит шамбалу. Престол Соловецкий противостоит престолу Люцифера”.
Я увидел, как готовятся последние битвы. Здесь стоит огненный шатер Пречистой. Сюда прилетает архангел Михаил, личный покровитель ГУЛАГа.
Отцы Серафимова братства укреплены и поставлены Богом нанести последний и сокрушительный удар Люциферу и, в частности, его астральному космическому гнездилищу шамбале. Отцам открыты величайшие тайны Божии и сокровища Пресвятой Троицы. Им даны оружия, тайны и инструменты, – всё, чтобы развенчать все козни шамбалы и победить их сети.
Я увидел мечи, которыми рассекаются сети, копья, которыми поражается сердце заговора.
“Бог нас увенчал как победителей ада, Люцифера, семи голов дракона и самого змея.
От нас пойдет цивилизация святых, церковь святых, ветвь святых на тысячу лет”.
Силой Духа Святого от Соловков совершалась лепка образов новой церкви, новых отцов и нового святого на Руси братства.
Отцы показали, как сергианцы подсылали сексотов, доносчиков, подонков в их камеры провоцировать их на вопросы веры. И те, науськанные вохровцами, прибегали к утонченным издевательствам. Их заставляли причащаться сухими испражнениями, принуждали к членовредительству, их насиловали, потом душили и убивали.
Вохровцы говорили, что митрополит Сергий Страгородский велит относиться к ним, как к прокаженным псам, хуже скота, не считать за людей и полагать врагами человечества. Уничтожать их как можно больше, причем, желательно лютой смертью с отречением от Бога. Просить у них отречения от Бога, а затем уничтожать. Никаких наказаний за издевательство над отцами не было, и даже самым страшным уркам.
Но стояли ангелы, и многие уркаганы, уголовники обращались, потрясенные чудесами, которые творились. Наши беззащитные отцы ходили под таким облаком покрова Божия, что вохровцы и уголовные обращались. А сергианцы ещё больше лютовали и злобствовали, ибо отнималась у них благодать и ангелы.
Мучеников обычные люди уважали, а вохровцы боялись и втайне прибегали к их помощи и целительству. Страх был жуткий.
По мере чудес, творившихся на Соловках, информация поступала в Москву и доходила до сергианцев. Им рассказывали о чудесах – что отцы не умирают, что пуля их не берет, что страха смерти у них нет.
Сергианцы захлебывались от злобы, сходили с ума, исходили белой пеной беснования от того, что ничего не могли сделать со своими врагами. Церковь несокрушима адскими вратами. Исполнились великой силой благодати Божией и победили.
Златоуст называл их извергами. Змей и веельзевул лично принес жертву и пострадал, чтобы эти души пришли в мир. Настолько запрещен был их вход, что даже сатана должен был пролить свою черную кровь, чтобы эти проклятые воплотились. Назвать их извергами – ничего не сказать о них. Их ожидает вторая смерть. Ад их не берет. И зло от их молитв большее, чем от любого, видимого и невидимого в мире зла. Непредсказуемо оно, призывают сатану, губят землю и церковь.
“Приход Господа во славе готовится на Соловках в Совете Креста торжествующей славы Жены Облеченной в Солнце и триумфальной славы Божией.
Знамения начала бедствий. – Исчезнут, провалятся храмы патриархии. Вначале кресты, потом луковицы, затем храмы исчезнут, провалятся под землю. Объявите это миру всему. Ангелы Соловецкие станут ангелами ковчега. И когда начнутся избиения неугодного Богу человечества, они будут приходить и брать всех, кто поклонился Соловкам, как пасхальной славе Христа. Соловки будут ставить пасхальные печати на чело. Здесь престол Отца Небесного, огненная Пасха и Голгофа”.
Жизнь над Соловками на одну сотую видима, а на 99 сокрыта. Сокрыты и храмы молитв, и души, и что с ними происходит.
“Сотрудникам патриархии на острове являются волки, упыри, кикиморы болотные, которые пугали зэков в те времена, и съедают их заживо. Трое сошли с ума, один утонул в болоте. Беспробудно пьют, смеются и проклинают все, что сами делают. Ни одного ангела у них здесь нет. И так будет со всеми, кто без благословения Соловецких старцев, без покаяния в сергианских грехах от лица проклятой скинии будет пытаться что-то здесь восстановить”.
Непрестанный стон (сфера стона), как совокупность вопля миллионов душ, стоит и поныне над духовными Соловками. И когда святые отцы молятся под гул этого стона, они пытаются эти крики упокоить. И на время литургии крики прекращаются.
Произошедшее в 30-х годах на Соловках – прообраз бедствий XXI века. Миру предстоит пережить Соловецкий ГУЛАГ. Возможно, в 50-60-е годы жители земли ощутят глухой стон, томительное адское переживание, погруженность в адскую безнадежность, безжизненность. Причем, не весь мир, а только некоторые города будут переживать адское томление. Оно называется глухой стон: полная отключенность сознания, когда душа уже находится в адской сфере и в изнеможении жаждет, сама не зная, то ли жизни, то ли смерти.
Даже атеисты, прошедшие опыт ГУЛАГа и убитые, воскреснут и будут помогать тогдашним жителям городов, как пережившие ГУЛАГ.
Сейчас призываемые к воскресению души пробуждаются для дальнейших прозрений.
На время небесных литургий стоны прекращаются. Церкви соловецкой дан премирный эфир.
“Мы не благословляем здесь ничего связанного с исторической памятью острова: ни храмы, ни турмаршруты. Произошедшее в миллион крат превосходит известную историю Соловков”.
Отцы рассматривают реставрацию древних памятников, разговор о старых святынях и т.п. как кощунство.
“Миру должна быть открыта тайна Соловецкого ГУЛАГа, Соловецкой Голгофы, Соловецкого воскресения, Соловецкого престола”.
Молитва о врагах
Вохровцы. Ужасная боль. Старцы сказали, что ни о ком они так не скорбели, как об этих охранниках. Владыка объяснил мне, каким образом он молился о своих палачах: “Через мою молитву об истязателях моих научитесь и вы христианскому милосердию”.
Из охраны не возвращался почти никто. Сталин заметал следы преступления, и палачи оставались на Соловках. Тщетно искали их потомки. Большинство их отцов было избито. Они ничего не знают о родителях, как и куда они ушли отсюда.
Вохровцев уничтожали в особых местах, чтобы никто не догадался. Зэков можно было расстреливать на месте, а охрану увозили, чтобы остальные не догадывались об уделе, им предстоящем. Так поступали с теми, кому после слежки за ними не могли пришить дело. Но многие догадывались. Пропадали внезапно их сослуживцы, и становилось понятно, что творятся жуткие преступления, жертвой которых они являются, что их вовлекли в какие-то проклятые сети и будут, заметая следы, их же уничтожать.
Завели ряд фиктивных процессов, это привело в смятение охрану и администрацию Соловков.
Многие осознавали свою обреченность и тайно обращались к верующим, исповедуясь им и открывая сердце в слезах. К владыке приходили некоторые из них и стенали: собак стерегущих не приканчивают и корову, дающую молоко, не режут на бойне. А с нами так поступают. И рыдали. Удел их вызывал жалость. Просили о них молиться.
О тайных расстрелах догадывались по тому, что доходили письма от их родственников. Заводили на них фиктивные дела или приставляли предателей следить за ними, подстрекали их к милосердию, а затем либо шили дела, либо расстреливали, либо делали зэками и сажали в камеры, ранее ими охраняемые.
Загробные уделы палачей ужасны. Но о тех, которые каялись перед смертью, отцы молились и вымаливали. Божии были души. В числе их был и солдат, выбивший вл.Серафиму зубы. И благодарил владыка Господа, что Он дал ему такое сердце, молиться об убийцах своих.
Покаяние на Соловках наступало внезапно. Всеобщий шок, кома, какой-то сонный ужас и мрак побуждали внезапно к прорыву, и души, которым удавалось выйти за пределы СТОНа, начинали каяться и рыдать. Они видели реальную картину того, где они находились.
Одних из охраны сажали, другие почти мгновенно сгнивали заживо, как только их вызывали на допросы. За несколько часов превращались в живые гнойники, и их выносили мертвыми. Третьи, немощные, быстро умирали. Но были окаянные. Владыка назвал их демонами из демонов, или высшей иерархией змей в человеческом обличии. Они ни в чём не каялись, наоборот – ещё больше озлоблялись.
Расстреливали тех, кому не могли пришить дело, т.е. самых чистых. Когда приходил срок, злодеи связывались с Москвой, и говорили: таких-то уничтожить? Им отвечали: пришлем следующую группу. Следователи, повара, администрация подлежали полному уничтожению после полугода.
НКВД и ГПУ давали установку, чтобы не возвращался ни один сотрудник охраны и администрации, чтобы полностью замести следы преступления. Охранников привлекали деньгами и тем, что они “особо благое дело делают, охраняют революцию от врагов”. И до такой степени настраивали против церкви и святых, что те на злобе приезжали на Соловки, думая, что праведники. Праведники сатанины. И вот чем все это кончалось.
То же делали и с ДмитЛагом. Все начальство ДмитЛага погибло.
Люди, предчувствуя, приходили на исповедь к отцам, говоря: “У нас удел хуже вашего, хуже собак. Мы думали, хуже вашего удела нет. А есть удел хуже, ибо вы люди благородные и страдаете за веру. А как нам быть? Мы верили в коммунизм, верили, что это дело благое, что имеем дело с преступниками. Неужели на вас такая же “вина”, как на нас? Неужели вы так же невиновны, как и мы? Кто же мы такие, кричали они. Простите нас, отцы, простите, мы думали, вы враги народа, а вы такие же люди, как и мы. Помогите! Что нам делать?”
И говорили им: “Кайтесь в грехах своих. Важна не эта жизнь, а вечная. И если сейчас успеете покаяться, Господь пошлет вам тихую кончину. Не бойтесь оставить этот мир, дальше мы вымолим грехи ваши, и Господь пошлет вам светлый удел в вечности”.
Соловки заключают в себе величайшую тайну всех времен. Здесь и сатане попущена власть, как на Голгофе демонская свистопляска, и Бог является в силе, какой не было от сотворения мира. Здесь начало и завершение всех цивилизаций и всех миров. Здесь судьбы всех народов и всех историй.
Во времена Атлантиды здесь была одна из самых развитых цивилизаций – гипербореев.
Здесь на Соловках была открыта истинная история России. Показана и переписана, свитки хранятся в кладовых. Написана также история грядущего века, того, что будет в новом тысячелетии, исходя от книги жизни в алтаре небесного Иерусалима.
“Великое множество демонов на Соловках напились крови душ и сейчас устраивают оргии с упырями. Они давно превратили бы все в сумасшедший дом с шакальим воем. Но ангелы архипелага хранят жителей. Только покровом Божиим живы, иначе съели бы их демоны”.
“Россия нуждается в одном: в благодати и радости живой веры, и в откровении Святого Духа. Как мы хотели бы передать вам мирровую благодать и радость, испытываемые нами! Не время лишь говорить о вере. Время свидетельствовать благодатью и радостью святых и Духом Святым. От этой благодати обратитесь вы и вслед за вами миллионы”.
“Мы молились в СТОНе, в глухом стоне окружающем. Стон переходил в вопль… Спаситель стоял в серой дымке, как на Синайской горе, и принимал слезы о спасении грешников.
Молитва в стоне становилась круглосуточной.
Мы переживали три состояния. Сон был не отдыхом, а откровением о реальном состоянии Соловков. Во время сна продолжалось служение. Души переносились в иные миры, на море, поднимали утопших с морского дна, видели, что происходит в России. Молитва в тонком сне не прекращалась.
Было три состояния отключения и отдыха от страданий: молитва (явь); покой и сон как служение.
Сфера стона побуждает к молитве, открывает страдания мира и дает круглосуточную молитву”.
“У нас есть оружие против растления, идущего с Запада. (Я спросил какое, владыка не ответил, но сказал:) Мы его употребим. Не пройдет, не состоится дьявольская цивилизация”.
“С вами молятся святые”, – сказал владыка, но молитва, которой он хочет от нас, – длительная многочасовая молитва о душах.
Старец – молитвенник и боговидец. Ему открываются сферы Господня стона премирного, и он молится о душах несчастных, принимая на себя их грехи и страдая за них. Такой молитвой должны мы молиться часами. Хороши, конечно, и молитвы розария и др. Но основные молитвы – о душах и сферах погибающих. На эту молитву у святых уходили часы, ибо им были открыты все миры в затворе. Затвор связан с молитвой обо всех грешниках земли.
Отчалит от берегов Соловецких, полная благодатных святых белая ладья и быстро пройдет по Белому морю, и причалит к материку. И святые разойдутся по городам, проповедуя Евангелие Царствия.
Над Соловками стоял гулкий стон, и он, как материнские одежды, врачевал и покрывал всех. Его слышали все. Зэки, как пчелы в улье, находились в гулком стоне. Круглосуточный гулкий стон. Не жизнь, не смерть. Стон гулкий. И в этом стоне, как во сне, протекали дни и годы. И не жизнь, и не смерть, но гулкий стон.
…Были дни и целые месяцы, когда владыка терял веру в Бога.
Прежде, чем открылись соловецкие братья, были периоды великого отступления, одиночества и отчаяния. “Но Господь и тогда не оставлял меня, чтобы я совсем не погиб, но, приведя на край пропасти, поднимал и являл неизреченные радости, каких ни один простой верующий не знает”.
“Не традиционной молитвы держитесь, а нашей. Церковь скомпрометировала себя такими кощунствами, что печать проклятия на всех ее делах и песнопениях, и свидетельствует скорей против, чем «за»”.
Небесная музыка
“Когда оставляли надежду на возвращение на материк, начинали слышать музыку небесную. И не я один только, а многие из нашего братства. Замирали оцепенело и внимали небесному пению херувимов”.
“Несколько лет провел я в кризисе. Вера отнялась. Прошел через запреты и адские сферы. Отключалась голова, не работали мозги. Прошел через смерть и кризис и увидел будущее церкви, и пришел в ужас”.
“В Бузулуке, на воле, небесные литургии прекратились…
Лежа на нарах часами, слышали мы музыку ангельскую, возносимые телами к престолу и Святилищу. Над Соловками стояла благодать, какой не было на земле от сотворения ее. С небожителями созерцали мы славу Господню и сподоблялись небесных бесед о вечных и великих тайнах, не открытых человеку.
По возвращении в бренный мир, глядя друг на друга, удивлялись мы, как ничего не изменилось, насколько бренный сей земной порядок далек от истинной жизни, даруемой благодатью Господа нашего Иисуса Христа. Что видели и слышали, хотим передать вам, детям нашим”.
Я спросил у владыки: не мог ли что-нибудь сказать об этих песнопениях? Владыка улыбнулся и воздел взор горе: “…Они пакибытийные. Нет у них почти ничего общего с земными песнопениями. Одна песня ангельская может длиться несколько дней по земному времяисчислению и сопровождаться откровением Премудрости Божией и видением Лика Господня. Не бывает на небесах того, чтобы пение не было связано со сферой видения. Что слышится, то видится и сопереживается”.
“Благодаря глухому стону мы могли вернуться в тела. Стон нас хранил, служа подобием, или щитом блаженных сфер небесных.
Гул, стоящий на Соловках, как бы дивным образом отражал музыку Царствия, был как сплошной виолончельный контрапункт…
По возвращении жезлы небесные оказывались в руках наших. Кто-то спрашивал, чем занимаемся мы. Отвечали: в глубоком сне. Круглосуточном. Бывший врач, заключенный, поставил диагноз: сомнамбулическое состояние”.
“Не велено было говорить нам, но однажды склонился надо мной скорбный юноша и спросил меня, не слушаю ли я небесное радио. И я ответил: слушаю ангельскую музыку.
– А я могу ее слышать? В утешение, в последний раз?..
– По вере, – ответил я и коснулся его жезлом. И тот стал слышать вместе со мной ангельскую музыку. Потом говорил: ничего прекраснее не слышал. И этой музыкой обратился”.
“Жезлы хранил я под соломенной подушкой. Как объясняли мне ангелы престола Соловецкого, принадлежали они царю Мелхиседеку, царям славянского двора и еще многим другим. Потом жезлы ангел у меня забрал и вернул в Царствие”.
Когда вы оказались в Царствии?
“Тотчас же по переходе в вечность, с 12-ю братьями моими. Они молились и ждали меня”.
“Сфера глухого стона: большинство “невозвращенцев”, тех, кто реально осознавал, что уже не вернется к прежней жизни, погружалось ангелами в состояние трудноописуемой мирной пустоты, когда не нуждались они ни в пище, ни в общении, ни в помощи, ни в сострадании. У них как бы отключалось земное сознание, ангелы погружали их в состояние, которое при их духовности было для них спасительным и служило утешением. Многие говорили, им легко и блаженно”.
“Переговаривались лежа. Приходили друг к другу духовно, лежа на нарах. Склонялись, и часами беседовали, никакой возможности обменяться даже словом не было. На Соловках были открыты иные сферы и возможности”.
“Вохровцы из семей верующих и даже священнических были самые ожесточенные и непримиримые враги Божии. Накопили они жуткие счеты против Бога и вымещали их на нас. Творились мерзости, каких мир не знал. Видели мы демонов с мордами злобных вампиров и ястребов, склонявшихся над лежанками, и молились о них. Приходили к их жертвам и утешали, когда те их пугали.
В “селедочницу” отправляли мужчин и женщин, которых не могли сломить. В глухом стоне проваливалось в преисподнюю все, что происходило. Уже не отличали своих от чужих, следователей от зэков. Уже все переходило в один сплошной стон.
Брали, по особому наущению бесов, красивых женщин и сильных мужчин и искали сломить их волю, говоря: все равно не вернетесь, но если отречетесь от своих взглядов, ваши мучения не будут такими страшными. И кого удавалось переломить, тех злодейски убивали, закалывали ножами, поджаривали заживо, смеялись, кощунствовали, насиловали. А кого не могли сломить, отправляли в “селедочницу”.
Крики из “селедочницы” доносились, как из преисподней, и охранники боялись в нее войти. Боялись, что их укусят сумасшедшие (были случаи), несчастные жертвы. Солдаты одевали специальные комбинезоны, чтобы войти в селедочницу. Боялись, что там водятся привидения, что их могут укусить смертельно, как змеи, оставшиеся там безумные призраки. Там раздавались их крики…
Но крики слышались не из селедочницы, этого “трамвая”, где стояли вплотную, как селедки, набитые в эту камеру смертники, а из “гастронома”.
Под небом Соловков происходило быстрое посвящение в тайны Божии. Многие бывшие ученые сокрушались (слышал я их слова): “Если бы мы знали об истинных тайнах! Человек может видеть Бога, любить Его, стать одно с Ним, стать богом. Человек может беседовать с Богом воочию! Если бы мы знали, сколь безбрежно милосердие Божие, сколь велики тайны промысла Его, как Бог определяет каждый поступок человека; что и в раю, и в аду, на мытарствах, везде премудрость и благолепие Божие царят.
О, если бы мы знали тайны сердца человеческого, способного вместить в себя все скорби мира! О если бы мы знали истинный порядок вещей и законы Царствия! Но ничего этого мы не знали, и потому занимались делами столь убогими и примитивными. И глубоко сокрушались и каялись”.
“Да, Соловецкая земля – самое большое кладбище в мире, с останками миллионов безвестных, полегших в ней. Пророк Иезекииль провидел Соловки, когда описывал воскресение мертвых во дни явления Мессии в иерихонской долине. Но и блаженства такого нет нигде”.
“Святыни иерусалимские, такие, как дом Рождества Богородицы, пещера Успения Иоакима и Анны, место Бичевания, пещера Успения Пресвятой Девы, Лифостратон, Трапезная Тайной вечери… находятся в небесных Соловках над Иерусалимом. И озера, которых там больше трехсот, служат отражением сфер небесных, содержащих свет Божий. Свет же этот заключает в себе премудрость и тайны Царствия.
А святыня Соловецкая находится в небесном Иерусалиме над Соловками”.
“Лютыми врагами моими были сергианцы с их верой в Сталина и в возрождение старой церкви, в свое возвращение на приходы. Видел я к тому времени демонов, на них сидящих и укрепляющих их, наподобие птиц с хищными клювами, и говорил им, что они духовно ниже атеистов и удел у них хуже; что лучше бы им не обращаться в веру и не ходить в храм. Были они трусливы, избегали людей. Мало молились, увиливали от работы и погибали безвестно.
Двоих встретил я сломленных, в отчаянии после получения второго срока. Рассказывали, с какой радостью возвратились на приходы (бывшие священники, сергианцы) и с какой подозрительностью относились к ним бывшие прихожане, которых они любили, писали им письма – боясь малейшего контакта с ними, чтобы не донесли. И все же из страха доносили!”
Кровавые слезы
“Службы предназначены, чтобы открылось небо и верные видели и слышали пение херувимов и серафимов у престола Божия. Прочее – мошенничество для отведения призванных. Церковь должна славить Того, Кого видит, верить в Того, Кого знает, и поклоняться Ему в лике святых и сонме преподобных”.
“Внешняя церковная утварь – алтари, иконы, каноны, свечи и кадила тогда только действенны, когда открыты как символы небесной церкви возжженным пламенем любви ко Господу сердцам. Иначе бездейственны и превращаются в оцепенелые статуи.
О, если бы священники и мир знали тайны веры православной, которую исповедуют! Тогда оставили бы земное и предались круглосуточному бдению, как столпному стоянию, не отводя взора от Царства.
Как никогда близок Бог сегодня. Мы жаждем дать откровение о Господе, каким мы Его видим и слышим”.
“Когда миру откроется истинный облик современной церкви, вой самого сатаны, как вселенская сирена, перережет пространство и вызовет ужас в мирах невидимых. Человечество вздохнет с облегчением.
Не антихрист, не дьяволоцивилизация, не фарисейская спекуляция кровью святых ожидает мир, а церковь истинная, церковь наша, церковь грядущая. Церковь Симеона Богоприимца и Симеона Нового Богослова, церковь Иосифа Прекрасного, Иосифа Аримафейского, Иосифа Обручника, церковь Иоанна Предтечи, Иоанна Богослова, Иоанна Златоуста. Церковь небесная, как облако, опустившаяся на землю.
Когда ангелы начнут премирное обличение грехов церкви во вселенском эфире накануне бедствий, будут слушать тысячи. Началом будет перечень грехов иерархов церкви, по которым страдает мир и люциферу попущено чинить беззакония в мире, отравлять и ввергать в сети свои несчетное число душ”.
“Слезы текли нескончаемо, не успевали просыхать. Просил, чтобы вытирали глаза. Пил воду, чтобы слезы вырабатывались. Выходили как бы из всего тела. И кровавые тоже. Их отличие: сопровождались дикими болями, кровь и пот смешанные. Каждая капля кровавого пота стекала с Креста. Кровавый пот течет уже при распятии, когда руки прибиты гвоздями к Голгофе. Спаситель открыл, что это особая честь – плакать кровавыми слезами. Кровавые слезы текли у Господа в гефсиманской молитве, когда Он прозревал Голгофу.
Многим из братьев наших давались кровавые слезы как ступень страстно́го посвящения. Покаяние было за весь мир. Очами ангельскими озирали происходящее. Как прекрасно покаяние! Море, погружение в него. Чувствительное сердце христианское в соединении с сердцем Господа рыдает о грехах мира. Я не выходил из покаяния и ночью был весь в лужах слез. На Соловках далось зрение всех грехов мира. Это особая сфера Владычицы Небесной”.
“Церковь ничего не знает о Царствии. Что делают ее предстоящие на земле, если не могут толком рассказать о вечности прихожанам и приносят жертвы на престол лукавого? Или думают они, записанные в черные свитки смогут спастись?”
“За принесенную мною и братьями жертву Господь открыл нам великие тайны, каких не открывал больше ни в какие времена, только тем, кто уже переходил в вечность. А мы еще в земные дни сподобились их созерцать. Тот, кто знает эти тайны, умирает ко всему мирскому. Для тех существует Бог, и только Он.
С какой скорбью смотрели мы на земную сергианскую церковь, погрязшую в пороке! Открывалась великая тайна Христа. Спаситель приходил на литургию и вместо чтения Евангелия рассказывал то, о чем даже ученикам не открывал в земные дни”.
“Что покаяние ваше? Вот мои слезы… Если бы вы знали рыдание обо всем мире. В кровавый пот посвятил меня Господь. Очами Божиими видел я мир. Так рыдать надо”.
Разделение между священством на Соловках со временем увеличивалось.
“Не было для меня больших врагов, чем сергианцы. Дьявол перекупил их души, чтобы церковь переманить на престол сатаны. Я им говорил: “Лучше бы вы и на свет не родились, и в веру не обращались, чем такую веру иметь, как у вас. Не было б на вас греха такого”. Ни один сергианец в Царство Небесное не попал, и на земле ничего не достиг. Все потерпели поражение”.
Ненавидели люто, закладывали повсюду и воевали насмерть. Был свидетелем катастрофы нескольких сергианцев и их отчаяния. Одного священника убеждал отказаться от Сергия. Тот этого не сделал. Доносил, и его отпустили на волю. Когда приехал на свой приход и радостно обнял тех, кто писал ему письма, увидел ужас на их лицах. Боялись, поскольку их предупредили: ваш батюшка – враг народа, кто будет с ним иметь дело, сядет.
Полгода служил в полупустом храме в отчаянии от того, что ближние его, писавшие ему письма и молившиеся о нем, когда вернулся, предали. Наконец, один из них из страха донес, и сослали на Соловки, в ту же камеру. В полном отчаянии пришел и сказал, что потерял веру, что отступил от него ангел и просил молитв. Сказал ему: уже не вернешься на волю.
“Ценность сегодняшней литургии была так велика, что Господь дал вам возможность отдохнуть… Ей внимали чины небесные, ангелы. Было открыто небо Соловков”.[2]
В Спасо-Преображенском храме Соловецкого монастыря демонстрируют самую большую трапезную, на тысячу человек. А владыка говорит: “Соловки – самое большое кладбище в мире… Отсюда начнется воскресение”.
Над природой и пейзажами Соловков находятся святыни иерусалимские. В 100 метрах над Соловками можно посетить Успенский одр Божией Матери, место рождения Её, пещеру успения Иоакима и Анны. И нечего в Иерусалим лететь. Нечего там больше делать. Никакой тайны не представляет Иерусалим. Про́клятый город, несущий все грехи мира и распявший Христа. Россия примет воскресение веры от Соловков. Есть вторая Голгофа, затмившая ту, первую. Там был распят Сын Божий Единородный, Личность Его. А здесь распят Дух Святой и вся церковь совокупно.
На Соловках совершилось событие, равное распятию и воскресению Сына Божия. Мы находимся в состоянии трехдневного оцепенения после распятия: церковь распята, но еще не воскресла. Но воскреснет и проявится ошеломляюще, блистательно! Тогда дадут священникам нашим в правую руку негасимую свечу, и пойдут шествием. Вначале крест, за ним пойдет огненная процессия по морю. Всю ночь будем идти.
Здесь всё наполняется тайной, и я начинаю таинственным оком смотреть на ближнего и недоумевать: а кто он, собственно? И это зрение Серафима. Они, Серафимовы братья, в таком же недоумении были, когда восхищались в Царствие после молитвы и слышали небесную музыку, которую никто кроме них не слышал.
Объяснить это на человеческом языке невозможно. Когда входишь в эту сферу Царствия, выйти из неё уже нельзя, только крест может побудить душу выйти.
Святые выходят добровольно из созерцания Царства, когда Бог открывает им стоны земные. Тогда они, пронзённые стрелами, оставляют рай и возвращаются на землю к крестам молитвы.
Здесь самое таинственное место на земле.
Патриархия боится правды. Здесь, на Соловках, заключена какая-то тайна, которая их обличает. Скрывают, что большнство священников сослано с их санкции. И вот повторяются евангельские события: убийцы святых ставят памятники на месте убийства, псы возвращаются на свою блевотину. “Дополняйте дела отцов ваших!” – говорят ангелы современным патриархийным служакам с рыжими бородами и злыми глазками.
В Царство Небесное попадают не праведники, не мученики, и не институциональные выскочки, а посвящённые помазанники в крест. Они могут и в ад пойти. И многие души в ад попадают, чтобы быть посвящёнными в крест. Крест соединяет рай и ад в одно, и уделы их смежаются.
Те, кто в музей превращают Соловки, пытаются прикрыться историей своих монахов и скрыть правду о своём величайшем преступлении.