Дневники – загадочный жанр
Блаженный Иоанн – это более полутысячи книг и брошюр, среди которых, как вершины сияющих гор, выделяются такие фундаментальные издания как ‘Огонь покаянный’ (8 томов), ‘Соловки – Вторая Голгофа’, ‘Династия деспозинов на русском престоле’, ‘Фортепиано как Орфеон’, ‘Крещендо добра’, ‘Грааль. Посвящение в белое рыцарство’, ‘Богомильство. Духовность светлого универсума’, более двух десятков томов полигимний (святодуховской поэзии), серия житий святых подвижников: матушки Евфросинии, Иннокентия Балтского, старца М.Ершова, м.Марии Соколовской-Белецкой, Иоанна Бондарчука, патриарха УАПЦ, ‘Евфросиньюшкина псалтырь’… Но даже среди этих знаковых и, поистине, непреходящего значения изданий дневники о.Иоанна выделяются по-особенному. Нигде так глубинно, полноценно и жертвенно не проявилась душа писателя-мистика, как здесь.
Дневники – загадочный жанр, насквозь мистический, для которого надо родиться; сила, красота и тайна его открываются только избранным художникам, вдохновленным Святым Духом.
Нетрудно заметить, что писатели делятся на тех, которые ‘ведут дневники’, испытывают к ним непреодолимое влечение и даже не мыслят без них своего духовного и творческого становления, и тех, что остаются равнодушными к дневниковому дискурсу. Даже больше – испытывают к нему своеобразную аллергию, полное неприятие, даже само упоминание о дневниках вызывает у них нездоровое раздражение. Можно ли представить себе, скажем, дневники Булгакова, Набокова, Бродского, Вознесенского, Евтушенко и иже с ними? То-то и оно! Если некоторые мысли и наблюдения они попутно и фиксировали, то это не выходило за рамки банальной записной книжки и отнюдь не напоминало цельный и законченный дневник с хорошо продуманной структурой и новаторской формой. У нынешних постмодернистов если и встретишь попытки блогерских заметок, то только как дань моде, что высвечивает полную пустоту души, не способной на духовную работу и критическое осмысление окружающей действительности и собственной жизни.
С неба падают записки
На дневник надо иметь право. Высокое и святое. Кто-то это право доказывает неустанным подвижничеством и борьбой за бессмертную душу, а кому-то оно дается как дар Святого Духа. Богодухновенный Иоанн Кронштадский начал вести дневники в юном возрасте и не оставлял почти до последнего вздоха. Как и великий Лев Толстой. Это говорит нам о многом. Из этого же высокого ряда Жюль Ренар, Ф.Достоевский (‘Дневник писателя’), Т.Шевченко (‘Журнал’), братья Гонкуры (28 томов), М.Пришвин (30 томов), В.Винниченко (5 томов), Иштван Эркель, Василий Симоненко (‘Крупицы мыслей’), Эффенди Капиев, Витольд Гомбрович, Евгений Шварц, Вера Инбер, Лидия Гинзбург, Олесь Гончар, Кристиан Бобен (‘Автопортрет у радиатора’)… и т.д. Блаженный Иоанн, имеющий доступ к архиву Святого Грааля, свидетельствует: ‘С неба падают записки, дневники Христа. Христос вел дневники в Иерусалиме и на Соловьиной горе. Божия Матерь, Иоанн вели дневники’.
Всегда что-то новое
‘Дневник Святого Духа’ – четвертый том провиденциальных дневников блаж. Иоанна, а в целом – восьмой том его дневниковой прозы, объем которой насчитывает более семи тысяч страниц. Самый примечательный их признак – неисчерпаемая глубина и необъятность. Автор никогда не повторяется. Он может затрагивать одни и те же – любимые или болезненные – темы, но освещает их каждый раз по-новому, с совершенно неожиданного ракурса.
Скажем, он не устает писать о св. Евфросинии, рассказывать о ее земных днях, духовном подвиге, высокой нравственной науке. Но всегда открывает что-то новое в ее поступках, словах и поучениях, добавляет какой-то свежий штрих к ее, казалось бы, уже законченному духовному портрету. То же можно сказать и про другие важные и святые для о.Иоанна как апологета катаризма темы: девство и Грааль, Чаша и Крест, градуляционный жезл и универсум, стяжание Святого Духа и архетипы.
Казалось бы, автор уже все мыслимое и немыслимое сказал об архетипных началах, потребности опереться на них, как единственную надежную основу, но снова и снова возвращается к размышлениям на эту тему и находит все новые аргументы и доказательства в подтверждение постигнутой истины.
Да что толку вспоминать архетип – должно входить в Страну Архетипов и поселиться в ней навеки. Из нее мир озирать. Высокая башня. Выше тамплиерской в Карабахе-де-ла-Крус.
Надо быть простым
Дневники-ночники блаж. Иоанна как будто не требуют провайдера. У них все, что называется, на виду, все доступно и логически обоснованно. Туманность и аллегоричность глубоко отвратительны автору как писателю и проповеднику.
А я по-народному прост, – признается он. – Сила моя – в световых импульсах и музыкальных вибрациях. Чтобы быть таким простым, надо обладать старческой харизмой. Пройти духовный путь, чтобы не напускать на читателя туману. А московская богемская поэзия глаголет только сквозь туман. Напускает на себя облако, чтобы кто захотел – вошел в его кайфующее поле. Ничего более несовместимого и противоположного. Я отторгаю их. Они – меня. Я называю их поэзию романтическим кликушеством, они меня – придурочным скоморохом и самозванцем. Вечно-то был я не ко двору.
Но увлекшись видимой ясностью и простотой, можно проскочить мимо глубинных подтекстов и надтекстов, составляющих второй и даже третий уровень Иоаннова письма. Поэтому нужно быть крайне внимательными и не полагаться исключительно на свою, во многом унифицированную логику.
И предисловие лучшее, чем вступительное слово самого автора, вряд ли кто-то способен написать. Остается только акцентировать читательское внимание на некоторых ключевых моментах, подчеркнуть определенные аспекты, облегчить вхождение в океаническую стихию этого письма, изложив хотя бы пунктирно некоторые нюансы. Хотя и здесь есть определенная опасность, ведь перед нами книга глубочайшая и неохватная. Она трудно поддается определенным обобщениям и литературоведческому анализу, постоянно обновляется, изменяется, словно предстает в новом качестве.
Если бы возникла потребность написать к ней комментарии, всесторонне проанализировать ее, то пришлось бы написать еще один аналогичный по объему том. Не меньше.
Бессмертный текст
Убежден, что придет время, когда книги о.Иоанна станут предметом именно таких пристальных научных исследований и детальных духовных изысканий. О них будут писать ученые, теологи, святые отцы и рядовые читатели. Как невозможно сегодня собрать, паспортизировать и издать все, что в мире написано о Шекспире или Сервантесе (от высоколобых профессоров до студентов-филологов), так невозможно будет постичь написанное про Иоанна Богомила. Говорю об этом не потому, что наделен каким-то особым даром ясновидения, а потому, что как профессионал точно знаю – передо мной конгениальный, бессмертный текст.
Работа души и ума
К сожалению, сегодня книги Иоанна Богомила еще только прокладывают себе путь к человеческим сердцам, часто пробивая глухую стену общественной косности и ортодоксального религиозного догматизма. Вот почему сохраняется потребность во вступительном слове, в поиске ключей к отдельным записям, в различных толкованиях, объяснениях и расстановке акцентов. Несмотря на видимую ясность, доступность и простоту высказываний, блаж. Иоанн не из тех авторов, которые даются легко. Особенно тем читателям, к которым его дневники попадают впервые. Это письмо, как своеобразный философский орешек, требует определенных усилий и знаний, профессиональных навыков, работы души и ума, озарения и благодати Святого Духа.
Этот дневник можно читать линейно, то есть привычным, устоявшимся образом, начиная с первой страницы и заканчивая последней. Но лучше воспринимать его как мозаику и ежедневно прочитывать небольшие фрагменты, начиная с той страницы, на которой откроется книжка, неспешно размышляя над прочитанным. Дневники – всегда амальгама, в отдельных записях – настроение и энергетика того дня и часа, в который они писались. Этот настрой может быть разным и разная музыка заключена в них. Надо искать то, что в настоящее время согласно твоей душе и настроению. Другими словами, эта книга требует соответствующего времени и случая. Только при таком условии душа автора способна всецело слиться с душой читателя.
Дневники имеют хорошо продуманную композицию и архитектоническое построение, что, несомненно, откроется каждому вдумчивому читателю во всей своей красоте и величии, если он подойдет к чтению с полным доверием, исключительным пиететом, необходимым вниманием и любовью, и осилит ее полностью, не упуская ‘ни точки, ни запятой’. А еще это письмо требует непременного возвращения, повторного вхождения. Я также советовал бы читать о.Иоанна с ручкой и записной книжкой в руках, выписывая те места, которые особенно поразили, взволновали и запали в душу.
Дневник – тайна
‘Дневник Святого Духа’ – это дневник тайны. Автор видит то, чего простой смертный увидеть не в силах, слышит то, что другим не доступно, заключает в слове то, что непросто воспринять и осмыслить, особенно с первого раза, без определенной подготовки и настроения. Здесь диалоги со Христом и Божьей Матерью, правда об апостолах Петре и Иоанне, Чаша Грааля, Великий Крест, школа Христа, пустыня, слеза, зашифрованная суть имен и чисел, градуляционный пастырский жезл и посох, рыцарский щит и меч…
Стиль Блаженного Иоанна
Стиль блаж. Иоанна – еще одно чудо. Неземное. Граалевое. Именно стиль позволяет говорить об авторе как о великом духовидце и мистике, верить ему безоговорочно, без малейших сомнений. Потому что все, в конце концов, сводится к слову и замыкается на нем. Слово говорит нам об уровне таланта писателя и уровне допуска его к Мистической Библиотеки Небес.
Сегодня немало писателей пытаются говорить о тайне Неба, но убогий стиль или полное отсутствие его обличают их. Специфика и величие текста о.Иоанна в том, что одна его фраза несет информации больше, чем у других авторов абзацы или даже целые страницы. Расположение слов в его фразе безупречно-точно, гармонично и артистично, она звучит как музыка и затрагивает такие струны в душе, что та сразу пробуждается для сопереживания и сотворчества. Что-то странное творится с читателем, если он доверительно и даже ревностно входит в стихию этого текста. Ему открывается вечность, дыхание бессмертия. Так повлиять на нашу душу могут разве что таинственные аккорды Моцарта или Баха.
В стиле о.Иоанна, в высоком ритме его письма мы не найдем ничего лишнего, пустопорожнего, обременяющего. Всё здесь несет мощный заряд эмоционального напряжения и бесценного знания. Первое определение, которое напрашивается для характеристики этого письма – крылатость. Каждая фраза настолько информационно насыщенна, настолько спрессована и уплотнена, что воспринимается как целостное произведение, способное открыть пространство для обширных размышлений:
‘Грааль запрещает прошлое как иллюзию, будущее – как тщету. Важно обрести жемчужину в настоящем’.
‘Кресты временны, блаженства – вечны’.
‘Стоит читать книги только тех авторов, кто в свою очередь читают по книгам небесным’.
‘Крест – всегда нечто большее, чем ты можешь. Путь – всегда нечто большее, чем ты есть’.
‘Пустыня не зыбучие пески со змеями. Пустыня первопроходца – когда никого впереди’.
‘Когда родители девственно чисты, дети их ангелоподобны’.
‘Сколько лет прожил в чистоте – такой и возраст. А лучше запечатлеться навеки Богом младенцем’.
‘Что в молодости сходит с рук, в старости невозможно’.
‘Людей надлежит покорять единственно любовью и добротой’.
‘Тайны Земли доступны только мистикам, способным оторваться от нее за сотни тысяч километров’.
‘Смысл бытия – жить свыше, ходить по земле, как по небесам’.
‘Жизнь чем-то больше вечности, поскольку в ней есть суммарное, кратко выраженное, гениальное гениальных, святейшее святых Кредо. Средоточие божественного Универсума’.
‘Верить, что жизнь существует только на Земле, причем единственная – хуже, чем получить пожизненный срок в камере-одиночке’.
‘Стукач хуже сифилитика. С сифилитиком можно хоть за руку поздороваться. Со стукачом – никогда’.
‘Кручу [педали] двумя местами: мозгами и ногами’.
Это письмо – как литургия. Оно меняет формулу крови, очищает и освящает, питает и исцеляет…
Дан литургический престол. Не случайно меня называют отцом. Как от Отца Светов, исходят от меня во время литургии лучи во все концы земли. Блажен тот, кто поймает луч или на кого он будет свыше наведен. Тот сподобится внять тому, чего не усвоит ни один читатель, как бы ни был благорасположен к автору.
Как оно рождается? Автор не скрывает, не напускает тумана. Он вплотную подпускает читателя к святая святых своей творческой лаборатории. Потому что это лаборатория не алхимика или мага, а святого помазанника-пророка.
Минут за десять до начала рождения свыше литургии меня подготавливают. Чувствительность увеличивается раз в тысячу. Повернуться не могу ни вправо ни влево. Глаза неспособны зыркнуть куда-нибудь в сторону. Малейшее движение дается с трудом.
‘Дневник Святого Духа’ – это ретроспекция и ретардация, то есть возврат в прошлое, толкование определенных его знаков и основ, и прорыв в будущее с настоящим, расшифровка его кодов.
‘Как прекрасно заглянуть в будущее, живя настоящим’, – признается автор.
Но чтобы заглянуть в будущее, конечно же, необходимы пророческий дар и дух. И ими насквозь пронизаны эти провиденциальные записи. Вот примеры, взятые, что называется, наугад:
Нарождается новое человечество. Уже сегодня очевидно многим: последние времена, агония зверя. А что дальше? Три дня мрака, очистительные бедствия и преображение. Внезапно тьма апокалиптического болота сменится дивным райским утром. Запоют птички. Земля осенится новым мягким солнцем и будут слышны дивные пасторальные гармонии…
На земле останутся два храма. Солнечный Храм Мира с двенадцатью (5+7) золотыми ларцами в святая святых, с прихожанами в солнечных телах (облеченные в солнце Богородицы). И Храм Лунного Света четвертого измерения по проектам ино-ихтио-рацио: астральные выходы, астрология, зодиакальные доминанты, нью-эйдж, агни-йога, Гурджиев… Храм как замок из Царствия с привнесенными на землю священными атрибутами из межгалактического столичного Храма – и синтетические доктрины антихриста.
Вскоре людей будут насильно превращать в рабов, чипировать, относиться к ним как к идиотам. Будет поздно. Но пока еще есть время, важно глубоко задуматься и усвоить корни трагического положения. Землю атакуют столь страшные силы, что сопротивление человеческими усилиями бесполезно!
Но на этом автор не останавливается, хотя и того много. Он подает развернутую программу, учит и предостерегает, предлагает усвоить крайне необходимые уроки будущего. Этого добра в дневнике не просто много, а очень много. Говоря словами о.Иоанна, он кроме ‘указания цели делится способами их достижения’ Вот хотя бы один из иллюстративных примеров:
Сегодня человечество должно на подлинно Вселенском Соборе провозгласить новые ценности. Осознать глубокое заблуждение и всечеловеческую фатальную ошибку. Покаяться в выборе в пользу зла. Отказаться от дракона, провозглашенного богом. Глубоко покаяться в том, что следовало за упырями, отчего зло распространилось по всей земле. Добровольно пригласило гуманоидов. Обозналось, ошиблось…
Здесь каждая страница дышит любовью к Христу
‘Дневник Святого Духа’ – это своеобразный краеугольный камень для постройки нового Храма Мира, Солнечный Ларец Богочеловечества, сочетающий Землю с добрыми мирами. Здесь каждая страница дышит любовью к Христу, Божией Матери и человеку.
‘Доверяй ближнему больше, чем самому себе’, – призывает автор. И еще: ‘Доброта и любовь есть бог, а злоба и ненависть – дьявол’, – подчеркивает он.
Это дневник обо́жения, который учит любить, жить любовью, сгорать от любви и воскресать в ней. А уже затем этот текст несет определенные знания, открывает манящие горние тайны.
Дневники-ночники многогранны, полифоничны, невероятно разноплановы и разнообразны. Они напоминают пестрое гуцульское покрывало, в котором так необычно, впечатляюще и эффектно переплетаются сотни удивительных цветов и оттенков:
– это ‘мысли, некогда пришедшие в часы сердечного озарения и кардиогнозиса’,
– это впечатления от прочитанных книг;
– это записи о внешних событиях, хотя число их и крайне ограниченно вследствие затворнического образа жизни автора;
– это потребность ‘врачевать себя и ближних вышней любовью’;
– это гимн солнцу (‘везде, где Истинный Крест – солнце’) и сердцу (‘сердце без солнца – как город без света’, ‘сердце – внутреннее Царство’);
– это бытовые сценки и притчи, подсказанные жизнью;
– это язык Святого Духа;
– это диалог с великими предшественниками, писателями и музыкантами, прежде всего с Моцартом и Бахом, а также со своими современниками, читателями и каждым из нас;
– это реестр имен, которым суждено было выразить свою эпоху – в высоком, чистом или греховном и низменном смысле. Сервантес, Гете, Пушкин, Гоголь, Ницше, Лев Толстой, Клюев, Маяковский, Мендельшам, Высоцкий, Ахмадулина, Цветаева, Мережковский, В.Алейников (‘чудо-человек’), художник Добров, невинно замученный Юра Галь, Марина Влади…
Дневники-ночники не для быстрого, беглого или попутного чтения. Они требуют глубокого, длительного и неспешного уединения, сопереживания, со-боления и сотворчества. К ним надо подходить как к вещи сакральной. Их ‘сезам’ открывается не сразу и далеко не каждому. Но, открывшись, они обогащают душу такими сокровищами, на постижение которых при обычных обстоятельствах пришлось бы затратить десятилетия напряженной умственной и духовной работы.
‘Мои дневники ушли куда-то в превышенебесные сферы’, – признается автор, не скрывая собственного удивления и детского изумления. – ‘И открылось мне, что каждое мое слово перекладывается на музыкальный моцартовский консоламентум, а каждая музыка – на шекспировский сонет.
Бог ты мой, что эта реальность? Эхо той музыки, что звучит до прихода в мир ante vida и после ухода post mortem.
Эти дневники – океан, и впечатление от них океаническое, даже вселенское. Только надо осознать, в какое плавание отправляешься, в какие глубины погружаешься, какой жемчуг тебе даровано вынести. Только при таком условии эта книга способна пленить, захватить, взволновать, и ни одна запись не оставит равнодушным.
Такое чувство, что по сравнению с прошлым годом вырос на десять голов. Что ни год – новая ступень, новый престол. При внешней неподвижности открываются неизведанные дали. Мои последние тома дневников – те же путешествия, только на мистических высотах. Грааль открывает небывалые перспективы.’
Дневник поэта и музыканта
‘Дневник Святого Духа’ – это дневник поэта и музыканта (‘облекаю музыку в слова’), очищающий, упокояющий, вдохновляющий и дарящий благодать, как Божья милость; это прямое отражение жизни в ее необозримом разнообразии, что по-настоящему волнует и вдохновляет, озаряет, переносит в иные сферы – на препорученный автору ‘межгалактический звездный престол’.
Поэзия – особый мир. Помимо нее должно задаться последними вопросами, выйти на страшное вопрошание. И, да простит меня Бог, немного отвлечься от поэзии в простые сферы мысли, чтобы без магического сцепления слов и сомнамбулистического растянутого в стиле гуцульских мотивов Параджанова адажио.
Поэзия – всегда езда в неизведанные запредельные дали. Поэзия хотя и предполагает архитектонику расположения строк на странице, музыкальный аспект (рифма), ритмическую сферу, но преобладает в ней стезя первооткрывателя.
Но самое интересное и самое лучшее здесь, на мой взгляд, это небольшие, в половину или четверть страницы записи, в которых зафиксировано какое-то незаурядное наблюдение, оригинальная мысль или интересный эпизод из жизни, – записи, где простота возведена в культ (‘Подлинное слово всегда предельно просто’).
Кстати, именно эпизодов из жизни, свидетельствующих о высоком художественном таланте автора, здесь немало, хотя автор жалуется на отсутствие внешних событий. Бесспорно, внутренняя жизнь доминирует. Но есть воспоминания, встречи с интересными людьми и книгами, необыденные беседы, бессонные полные мыслей ночи, биолокации, то, что можно назвать духовными беседами с Львом Толстым, Беллой Ахмадулиной, Моцартом, Шостаковичем, дальними и ближними братьями и сестрами своей экклесии…
Потребность исповеди
Полноценный дневник немыслим без исповедальности. Собственно, в самой его основе заложена потребность исповеди, точнее, эта потребность порождает дневник как жанр. Записи блаж. Иоанна можно рассматривать как письма к Божией Матери, высшей Премудрости, Христу. Исповедуясь перед Высшими Силами, писатель-мыслитель одновременно исповедуется слезой перед ближними и дальними, провиденциальными собеседниками, а также живой природой, частью которой осознает себя, пока находится на этой земле.
Открытость и искренность – категории, которые имитировать невозможно. Поэтому дневники можно поделить на настоящие и искусственные (сухие бухгалтерские отчеты). Дневник блаж. Иоанна привлекает тем, что удивительно созвучен твоим ощущениям, переживаниям и мышлению, что ритм твоего сердца, вибрации души совпадают с его ритмом и вибрациями.
Но зачастую то, что ты неясно чувствовал и не решался выразить словом, они озвучивают в полную силу и мощь, без оглядки на общую ортодоксальную мысль. Мышление божьего помазанника характеризуется исключительным мужеством и отвагой. Сколько необычных, глубоких, смелых и неожиданных мыслей! Сколько интересных обобщений и общественно-значимых диагнозов!
Как пример приведу хотя бы вот это высказывание о театре как нездоровом и даже ущербном виде искусства.
Нельзя притворяться
Самое мерзкое из всех искусств – театр. Недолюбливал его с детства, подозревал как преступника какого. Нельзя человеку притворяться. Без того кругом театр – политический, бомондный. Каждый притворяется как может, только бы скрыть свое подлое нечистое нутро. А тут еще профессиональные лицедеи изображают из себя не поймешь кого. Кого угодно, только не себя самих. И кончают часто в сумасшедших домах и в крайнем одиночестве.
Актеры чем-то напоминают спецслужбистских агентов, вынужденных двоиться. И даже двойных агентов, что часто кончают буйным отделением в психушке. У психиатров шизофрения определяется как двоение ума, раздвоение сознания. Если мерить их критерием, подавляющее большинство моих собратьев по планете окажется шизофрениками. Найдите хоть одного не двоящегося, чтобы с последней искренностью свидетельствовал в миру. Обязательно что-нибудь да скрывает.
За каждой солнечной вершиной открывается другая
Дневники-ночники дают представление о том, какого мощного масштаба мыслитель перед нами. В них истоки всего его многогранного творчества: полигимний и житий, проповедей и теогамм, эссеистки и публицистики, притч и сказок – всего, что рождается под его бессмертным пером.
Читать дневники – как подниматься вверх, где за каждой солнечной вершиной открывается другая – и так без конца и края. Говоря словами автора, ‘поднялся на метр – на тысячу километров над землей. Поднялся на 50 метров – открылся горизонт в радиусе 10-15 километров, а духовно престол поднялся на 10-15 тысяч километров’.
Позволю себе перефразировать профессора Чарльза: прочитал один том дневников блаж. Иоанна – получил высшее образование, два тома – защитил кандидатскую диссертацию, три тома – поступил в докторантуру, четыре тома – защитил докторскую степень, пять – получил звание профессора…
В этих дневниках значительно меньше автобиографических мотивов, чем в предыдущих изданиях. Зато немало глубоких, сущностных, поистине рембрандтовских штрихов к собственному портрету (‘досье на себя’). Не ради самолюбования или восхищения, а потому, что авторское ‘я’ в дневнике – это призма, сквозь которую преломляется каждая запись, фраза и слово, и тот огонь, которым они согреты.
Автор осознает: Важен не о.Иоанн, а Тот кто ему диктует. Не о.Иоанн, а Та которая его ведет. О.Иоанн всего лишь копия того небесного, что в свите Богородицы, на перекрестных лучах славы нашего доброго Всевышнего, а еще бледная копия эго в параллельных мирах. И дано ей вмешиваться в ночных снах. Сам я земной, как велено свыше в общепринятом миропорядке – где-то между небесным и параллельным…
Не поняв души писателя, не разделив его скорбей и боли, мы ничего не поймем в его дневниках-еженощниках. Поэтому записи, приведенные ниже, не просто случайный подбор цитат – они для того, чтобы помочь читателю слиться с авторским ‘я’.
На небесах я Иоанн в солнечном теле, а на земле – простой смертный, по крайней мере на сегодня. И хотя время от времени хожу в световом теле и украшен дарами Духа Святого, бывают у меня часы скорби и креста. В минуту молитвы или в беседе спрашиваю окружающих меня дорогих отцов, бесценную царскую свиту: ‘Как же так? Зло только сгущается. Человека превращают в робота. Отравляют химическими продуктами. Не поймешь, где правда, где ложь. Кругом ложь выдается за правду. Правда вроде бы лживая, ложь вроде бы правдивая. Культура запрещается. Технократия люциферианского толка, дьявольщина, кругом разврат, нечисть, мерзость, презрение к человеку, отношение к нему как к машине. Есть ли конец злу? И как же мы возвещаем Богоцивилизацию?
Мне уже восьмой десяток. Я прожил жизнь махрового аутсайдера. Чего только не познал я: славу, почитание, верных учеников, братство, отечество, сыновство, крест, но только не вписывался никогда ни в один социальный круг. Махровым был сектантом и, быть может, только поэтому настоящим поэтом. Ведь отличие породистого сектанта в том, что не может никак ни с кем отождествиться. Юродивый он, Христос тайный. Да только первые враги его – фарисеи. А фарисейство, еще ранний Пастернак понял, проникло во все щели бытия, не в религии только.
Я по рождению горожанин: не то что ослеп – не ведал. Наблюдения и интересы не шли дальше Бутырки с Матросской тишиной и Лубянки с Александровским садом. Предел паломничеств – белокаменные города Золотого кольца: Вологда, Ярославль, Переславль-Залесский, Ростов. Читал знаки. Всматривался в городскую жизнь XIX века. Но природный пасторальный мир был сокрыт. Теперь никакого интереса к аэродромной взлетной-в-никуда полосе.
Я прошел уникальным путем духостяжания. Христианским его можно назвать только отчасти. Стезя Универсума. Она была за миллион лет до моего прихода в мир и будет миллион лет после. Поскольку Бог вечен, любовь его непреходяща и излияние Духа Святого не прекратится несмотря ни на какую агонию зверя и репрессивный миропорядок. И все же духостяжатели – уникальный подвид Иоанновой ветви, ведущий происхождение от небывалого чуда, места где Бог вступает в брак с человеком. Соловьиной горы под Эфесом. Я – Иоанн Соловьиногорский.
Эстетически подготовленный и влюбленный в дневниковый дискурс читатель не сможет не увидеть, сколько вдохновенного труда вложили в эту книгу не только автор, но и редакторы, художники и дизайнеры, чтобы она стала похожа на кипарисовый ларец, а ее содержание зазвучало как своеобразная симфония на уровне высших партитур.
Книга сверстана и оформлена с исключительной любовью, в ней отсеяно все лишнее, случайное и несущественное, а также ненужные повторы. Записи логически перекликаются, дополняют друг друга и часто взаимно перетекают друг в друга. Свидетельствую об этом, потому что имел возможность прочитать ее две предыдущие редакции на подготовительном этапе. Отец Иоанн вместе с редакторским коллективом не только глубоко продумывают содержание того, что выносится на читательский суд, но и весьма увлечены формой подачи материала, его зримой красотой и мудрой целесообразностью.
Совершенство – идеал Иоанновой экклесии.