Мати рождающая в вечность

Старец неизречённой любви

Григорий

Для Григория простой человек божий – христос. И уж подавно царь. Если оригинальный Хрестос – царь помазанников, то и государю российскому Премудростью велено стать царём царей (= царём христов).

Архетипический истинно национальный славянский монарх – вочеловечившийся Отец чистой любви. ‘Сам Хрестос к нам пожаловал’ – частое выражение Григория при виде императора Николая, ‘сама Царица небесная’ – при виде императрицы Александры Фёдоровны.

Его не рабское, высокородное благоговение перед императорской четой словно перед Отцом Небесным и Матерью Небесной.

Реформы, начатые Николаем – духовные, социальные, экономические – находились под прямым влиянием сибирского тобольского старца.

Кредо Григория Ефимовича – ‘свобода, равенство и братство в любви христовой’ – если доходило до глубин сердечных, то проницало и вытесняло прочие идеалы (монархия, конституционная монархия, демократия, социализм, капитализм, коммунизм) как ничтожные. Старец нёс ослепительную новизну.

Николай II с помощью старческих печатей победил ржавую иосифлянскую модель православного царя-деспота: ‘делай что хочешь, только оставайся верным элогимлянской иерархии’.

Российский император знал на что шёл, принимая сферы старца Григория. Его могли предать остракизму, постыдному публичному осмеянию.

Два последних российских царя были воистину великими. Николай II – великий, Михаил II – великий в той степени, в какой одержимая ‘бешенством матки’ Екатерина II – ничтожная, постыдная, жалкая…

Любящий дарит свободу любимому

Уча о свободе, равенстве и братстве старец не был ни оригинальным масоном, ни декабристом.

Ключ к его учению и к славянской архетипической сокровищнице не ‘свобода, равенство и братство’, а любовь христова, не познанная человечеством, так и оставившем Хреста в двухтысячелетней пустыне.

Григорий учил о демократии как о миннических свободе, равенстве и братстве. Именно минническая демократия глубоко потрясла двух последних царей романовской династии, Николая и Михаила, и их жёны, Александра Федоровна и графиня Брасова, поддерживали своих августейших мужей.

Тайна старца была именно в том, что он оставался миннитом, исполненным древних архетипических печатей, т.е. нёс солнце славянского архетипа, истинного Хреста.

Анна Вырубова называла его ‘старцем неизречённой любви’. В своих воспоминаниях она настаивает: “Григория Ефимовича вне небесной любви Отца – неизречённой, превосходящей, чистой – понять невозможно. Одни искажения, чепуха и химера…

Его архетипическое кредо учит: любящий дарит свободу любимому.

Любящий никогда не превозносится над любимым (равенство).

Любящий никогда не дистантен любимому, но ищет вступить с ним в брак (братство).

Над священными ‘золотыми ключами’ к спасению человечества (свободой, равенством и братством) стоит печать превосходящей любви Миннэ.

Старец Григорий – очередной христос миннэ, распятый провизантийской иосифлянской мафиозной кликой – деспотическими служителями сатаны.

Для Рима, поддерживающего исключительно монархические режимы, нет ничего более чуждого, чем реформы двух последних Романовых, их безстрашное желание отречься от злых иосифлянских печатей и сделать Россию свободной, солнечной, братской, державой мира.

Возвращение власти любви упраздняет власть зла, коварства, насилия, порядок королей-монархов. Двухтысячелетие смешанной цивилизации уходит в прошлое.

Григорий – великий столп Второй Соловецкой голгофы, равный её патриарху Серафиму. Как и оригинальный иерусалимский Хрестос, он не понят, искажён, претерпевает мученическую смерть. И сегодня вместе с Серафимом возглавляет собор соловецкий.

О любви к старцу Николая и Александры сказано много, хотя характер их диалога непонятен вне аспекта миннических печатей Григория Ефимовича.

В лице великого старца последняя чета Романовых принимала самого Отца чистой любви. Александра Фёдоровна становилась христоверной богородицей, а Николай Александрович великим христом, истинным правителем российским. В руках его – градуляционный жезл. Ещё несколько лет и Николай (а в дальнейшем его исцелённый наследник ) привел бы Россию к неслыханному расцвету.

Михаил как никто понимал Николая.

Он не имел никакого отношения к оккультным пристрастиям проекатерининского двора . Был гоним за свой морганатический брак с графиней Брасовой.

Михаил искренне сочувствовал своему старшему брату (понять гонимого и оклеветанного может только гонимый и оклеветанный). Он никогда не участвовал в травле старца Григория. Его глубоко тронуло кредо ‘свобода, равенство и братство в любви христовой’.

Григорий не просто учил об этой любви, а действенно являл её как ‘солнце миннэ в зените’. Михаил Александрович находился под прямым воздействием этой миннической парусии.

Последние Романовы принимали чистейший свет архетипических печатей. Старец передавал им не столько ключи миннической демократии, сколько само солнце древней Руси.

Запечатанная, стёртая византийцами Святая Русь впервые просияла. И не где-нибудь на задворках, а в последних двух царственных помазанниках, в чью миссию входило искупление общей тяжелейшей греховной чаши Романовых.

Михаил понимал: взгляды великого старца – духовный переворот, за который Романовы поплатятся дорогой ценой… Но великие христы и богородицы, а такими именно были Михаил, Николай и их жёны, понимают на что идут.

Мир не знает небесной любви

В основу образования, считал старец, должны лечь не рациональные научные знания или гуманитарные науки, а высшие заветы Хреста. В основу экономических реформ – не соображения роста производительных циклов, а опять же высшие заповеди Хреста.

Чистой любви достаточно, чтобы преобразить мир, общество и человека!

Вот какое минническое солнце входило в учеников старца Григория! И те преображались буквально на глазах. Им открывалась последняя истина:

Мир не знает высокой Небесной Любви! Предательство её и привело к тысячам неразрешимых проблем и вопросов.

Кому же, если не монархам, царственным особым путеводителям, которым дан жезл вести за собой миллионы людей, должно опытно и действенно претворить эти высокие заповеди!..

Николай и Михаил были полны жаждой преображения мира.

Хрестос, согласно сибирско-славянской вере, нёс свободу, равенство и братство, что противно римо-византийской модели рабства: ‘раб божий’ – родился рабом, рабом и оставайся, будешь до конца дней своих целовать ручку попу. А надзиратель-помещик продаст тебя за грош, поменяет на собаку, или изнасилует жену…

Нет! Наш Хрестос любит людей! Наш Хрестос не попустит ни рабства, ни насилия, ни презрения к человеку. Он заступник за людей бедных и гонимых.

Наш Хрестос каждого из своих последователей хочет видеть христом, т.е. желает вступить с ним в теогамическое содружество. Наш Хрестос – брат (даже согласно традиционному евангелию: ‘братьями назову вас и друзьями своими’).

Таков наш Хрестос, наши страстны́е помазанники, наш Отец!

Славянский архетип проснулся прежде в Николае и Михаиле. С них начала пробуждаться и народная мнемоническая память.

Этого смертельно боялись враги русского престола: неораввины, банкиры, бесы, злодеи, ориентированные на печати фарисейской тайной агентуры. Россию в лице старца Григория, Николая, Александры и Михаила приговорили…

Михаил Александрович (позднее старец Серафим Умиленный) участвовал во многих беседах Григория и принимал его печати… Впоследствии оба станут мощевитыми мучениками Второй Соловецкой Голгофы, понимаемой обоими русскими царями-помазанниками как голгофа искупления за иосифлянско-элогимские грехи романовской династии.

Явление старца Григория можно назвать возрождением традиций Нила Сорского. В лице Григория ниловцы бросают вызов иосифлянцам, правившим Россией романовского периода.

Последние Романовы видят Россию страной демократии любви и желают освободить её от скверны и чумы иосифлянщины.

Николай и Александра ищут золотые ключи к спасению отечества. Визатийская модель их глубоко разочаровывает: в ней нет любви, в ней слишком силён жестокий патриархальный элемент.

Архетипические печати (Хрестос, не понятый человечеством) – золотой ключ к спасению России! Свобода, равенство и братство в любви христовой!

Пророк, целитель, трезвенник и великий правдолюбец

Миннэ одарила Григория помимо старческой благодати и превосходящей любви ещё и множеством других даров.

Григорий был пророк, целитель, трезвенник и великий правдолюбец (лжецам обмануть его было нельзя). Отличал людей добрых от злых, предотвращая планы врагов отечества (революция, Первая мировая).

Заговорщики намереваются устроить искусственный голод в Питере.

Григорий настаивает на необходимости привоза из Сибири как можно большего количества продуктов, чтобы развешивать людям муку, хлеб, сахар. Тогда можно будет избежать очередей и предотвратить беспорядки.

Ему заранее открыта социально-политическая ситуация: будут очереди, народ взбунтуется и не избежать массового восстания рабочих.

Приведённый случай один из тысячи, когда старец Григорий праведным путеводительным жезлом и мудрым советом предотвращал конфликты, сеющиеся в России.

Императору Николаю Александровичу он открывает глаза на его родственника, великого князя Николая Николаевича, командующего армией: ‘Николай Николаевич предатель. Россия при нём потерпит поражение. Император сам должен возглавить армию’.

И Николай слышит голос архетипической Руси и принимает управление армией. В результате Россия выходит победительницей в войне.

Великая честь уходить в соловецкие сибирские уделы

Юсупов помимо махрового гомосексуализма отличался ещё и приверженностью к оккультизму. Был известный спирит при екатерининском дворе. Не стоит недооценивать его магической силы.

Юсупов первый, кто говорил о Распутине: ‘этот великий маг покорил наших Николая и Александру. Магнетизм у него такой силы, что пока жив Распутин, ничего с Николаем и Александрой сделать невозможно. Один только выход: уничтожить его. Только тогда можно что-либо изменить на царском троне’.

Эту мысль Феликс Юсупов внушал другим представителям романовской династии.

Григория Ефимовича приговаривают окончательно. Старца похищают.

Версия Феликса Юсупова и Пуришкевича относительно отравления цианистым калием, содержавшемся в пирожных, и трижды в него стреляния, надуманна и ложна.

В действительности приговор новому российскому христу (давая ему имя ‘Новый’, Николай имел ввиду ‘новый христос’) вынесли римские агенты. Юсуповы и Пуришкевичи – всего лишь для прикрытия, жалкие соучастники.

Над Григорием жестоко издеваются. Его пытают, истязают. Он весь лежит окровавленный… Убивают его иначе: следуют выстрелы в печень, в лоб, в спину. Но прежде… длительные пытки.

Старца буквально четвертуют. Его режут какими-то шпорами, ножами, протыкают штыками, вырывают ему волосы, пробивают висок, не меньше тысячи раз в исступлении ударяют его светлую прекрасную головочку об острый деревянный выступ.

Смерть Распутина

В него точно вонзили тысячи жал. Бежал куда-то… Тысячи острых лезвий вонзились в него уже в иных мирах. Уходил окровавленный. Каждая пядь земли, говорил, кровью моей полита, как Хрестовой. Одних кинжальных ударов не меньше двадцати нанесли. Хотели голову ему отрезать.

Да… претерпел Григорий Ефимович свою вторую соловецкую!

Убийство старца ритуально – очередная расправа над Отцом чистой любви (всё та же брань между Отцом добрым и Злым, идущая тысячелетия и так и не понятая человечеством).

Позднее увенчанный старец как победитель придёт к Серафиму и будет помогать ему на Второй Соловецкой, как помогал в земные дни Николаю Александровичу. Пробудит миллионы сердец, станет великим заступником агнцев сибирского Гулага.

Он, сибирский старец, в одной из премирных бесед объяснит, почему Гулаг именно в Сибири: ‘Ведь Соловки – солнечный Мир, столица бывшей Гипербореи! Великая честь уходить в соловецкие сибирские уделы’.

В письмах к Николаю пророчествовал:

Вижу много замученных. Не отдельных людей, а толпы. Среди них несколько великих князей и сотни графов… Нева будет красна от крови…

Знаешь ли, мой друг, я вскоре умру в ужасных страданиях. Но что делать. Небесный Отец предназначил мне высокий подвиг погибнуть для спасения моих дорогих государей и Святой Руси”.

Как истинный христос, Григорий жаждет отдать свою жизнь.

Братство разрушает авторитарную модель

Понятна реакция неораввинистической византийской иерархии на гиперборейскую модель ‘свобода, равенство и братство в любви христовой’.

Ничего более чуждого их авторитарно-византийскому архетипу и доктрине их идеолога лжестарца Иосифа Волоколамского.

Ни о какой свободе не может идти речи в иосифлянстве – чёткое соподчинение, ни о каком равенстве – чиновничья формальная иерархия. Братство также разрушает авторитарную модель. То, другое и третье – свобода, равенство и братство – возможно только в условиях любви, а не монополизации власти.

Солнце Миннэ в зените взошло тогда над Россией и началось её преображение. И не с кого-нибудь, а с двух последних Романовых, представляющих самую деспотичную, чуждого России агентурно-римского архетипа династию.

Но и сегодня, сетуют оба Романовых, человечество не познало Хреста, не поняло их подвига…

Николай и Александра разочаровались в византизме как не имеющем любви ни к Доброму Богу, ни к человеку, чуждом духовности. Разочаруются и сегодня в римо-византийской версии Россия и весь мир.

Наше отечество первым осуществит заповеди старца Григория. Постигнет смысл Соловецкой голгофы, как был он открыт её патриархом Николаю II: искупление грехов романовской России и воплощение светлой идеи ‘свобода равенство и братство в любви христовой’.

Взойдёт новое солнце превосходящей любви над отечеством третьего тысячелетия!

Примите в себя солнце Хреста

Не трудно представить, какова была злоба и месть со стороны римских прохвостов.

В их задачу входило сперва оклеветать старца различными тоталитарно-сектантскими эмблемками типа ‘хлыст’, ‘мужицкий христос’, а затем и физически его уничтожить.

Но разве можно убить безсмертного?!

Григорий вернётся в миллионкрат большей силе! Он уже миллионкрат сильнее, чем во времена Романова.

Голгофа приводит к величайшему торжеству. Помазанник приносит себя в жертву, чтобы уже вскоре явиться в победительной силе. Мученичество – венец победителя! И плоды от его победы сказываются в самые ближайшие после мученичества годы.

Идеалы гиперборейского христа Григория достойны того, чтобы стать золотой сокровищницей не России только, но и всех мировых держав.

Любовь всё побеждает’, настаивал старец. Войдите в превосходящую любовь христову. Примите в себя солнце Хреста, солнце Богородицы, и любые спорные обстоятельства разрешатся сами собой. А вне любви бесполезно искать выхода из кризиса личного, экономического, социального…

Двойники Распутина: Дулов-Огрызько

Сценарий двойника был расписан в кулуарах тайной полиции.

Его явно поддержали оккультные Романовы (проекатерининский двор, глубоко чуждый оригинальным концепциям Николая и Александры).

Было принято решение избавиться не только от старца, препятствовавшего планам злодеев по втягиванию России в вооруженные конфликты и революции, но и от Александры Федоровны за её государеву любовь к архетипической Святой Руси, и по сути от Николая.

Но прежде надлежало дискредитировать в государственном масштабе старца Григория.

Отыскали некоего цыгана по фамилии Дулов (по другой версии Огрызько), подходящего кандидата.

До того прочесали несколько цыганских театров, пересмотрели нескольких кандидатов (чтобы ростом был с Григория и внешне как-то можно было выдать его за старца), пока не остановились на вышеупомянутом.

У Дулова в прошлом три развода и тёмная мафиозная репутация (едва ли не вора-казнокрада и убийцы)… Его буквально вынимают из пропасти (накануне суда) и ставят перед выбором: сибирская каторга или разыгранная роль. Дулов соглашается на роль.

Татьяна Миронова в своём исследовании о двойниках тонко подмечает разыгранный сценарий.

Григория в то время нет в столице, его отправляют в Тобольск, но об этом никто не знает. Внезапно ‘старец’ (декоративно разукрашенный актеришка Дулов) становится темой номер один на страницах центральной российской прессы. Едва ли не каждый день он собирает конференции и поражает журналистов своими откровениями.

Сценарий до тошнотворности однотипен.

Вначале ‘Распутин’ распространяется о духовности и о своей приверженности к ‘Папе и Маме’. Потом внезапно в него входит пьяненькое бешенство и он просит принести ему бокал вина, а затем бутылку, и прикладывается прямо из горлышка, приводя в шок журналистов.

Подвыпивши, он начинает откровенничать о своём прямом разврате с царицей и царевнами, с презрением отзываясь о ‘рогоносце’ императоре. Заканчивается это вызовом кареты и кутежом в ресторане.

И так, подчеркивает Татьяна Миронова, почти ежедневно.

Какой убогий сценарий! Откровенно против Романовых (которых духовно было бы точнее назвать анти-Романовыми).

Взгляд Огрызько-Дулова хитрый, коварный, развратный, с тёмной поволокой. Видно, что это пьяненький, видавший виды безнравственный мужичок, прошлое которого тяжёлое и криминальное…

Но вернемся к оригинальному старцу.

Григорий исцеляет цесаревича любовью Миннэ

Вырубова глаз от него отвести не может. По её словам, глаза у старца были голубые и словно прозрачные, а взгляд настолько ласковый, что нежил сердце. Взглянет старец – и передаст свою великую любовь вместе с премудростью и иными дарами.

Ближние его боготворили. Говорили: ‘полнота небесного Отца проявлена в нём… Хрестос в лице Григория Ефимовича сошёл с неба…

Он и был великим христом, в понимании наших отечественных белых корабелов-христоверов. В его лице на цвет русской нации, императорскую чету, сошло солнце Миннэ в зените.

Ученики подхватывали как лейтмотив: ‘любовь всё побеждает’.

Любовью исцелял Григорий цесаревича и верил: неизлечимая гемофилия – излечима. Отец небесный вернёт Алексею здоровье.

Императрицу убеждал: болезнь цесаревича не наследственного плана (не печать страдавшей гемофилией английской королевы Виктории, что проявлялось по мужской линии), а следствие магических проклятий со стороны врагов русской империи, и в частности, родственников Романовых.

Алексей не только исцелится, но станет солнечным реформатором, правителем России. Если старца не убьют, Алексей будет править не меньше полувека (а исцелится он буквально к 15 годам).

Язык любви выше языка оружия и зла

Любовь всё побеждает. Исцелится цесаревич – исцелится и наше российское отечество. Спасёт Россию её национальный архетип чистой любви.

Язык любви, настаивает старец, выше языка оружия, насилия и зла. Пробудите в человеке духовную любовь, и в нём родится божество, его потенциал станет неслыханным – один выйдет в чисто поле против миллионов и победит!

Венца российского государя достоин путь любви. И крест царя – принять помазание любви против прочих химерических печатей.

И напротив, недостойно царю принимать деспотические авторитарные модели. В конечном счёте они приведут к народному восстанию. Народ наш не хочет быть рабом, он восстанет против рабства и свергнет государя.

Серафим с двенадцатью своими братьями на Соловках (на них именно, а не где-либо!) осуществит прекрасные идеалы миннического братства, миннической демократии, идеалы верхотурских и сибирских старцев.

Чудесное братство распространится тогда среди зэков соловецких. Как трогательно они будут опекать друг друга, изъявлять желание умереть друг за друга, и уже оставив этот мир, приходить и служить своим младшим братьям.

Духовная родословная Серафима Романова Умиленного восходит к верхотурским старцам через Григория Нового и старцев сибирских, наставлявших Серафима в Белогорском монастыре.

Но и те и другие (верхотурские и белогорские старцы) – соловецкие, гиперборейские!

Прасковья, жена Григория (одного с ним духа, малая богородица), отпускала его странствовать. И мысли об измене не было.

Спросите у жены о её муже. Она вам скажет: чистейший чистых, целомудренный, солнечный христос!

Старшая дочь Матрёна (сбежала от коммунистов; эмигрировала вначале во Францию, потом в Америку) об отце вспоминает как о солнце чистой любви. ‘Отец дал мне такую силу любви, что я и поныне ею хранима’. Матрёна со временем сама стала великой миннической старицей. Могла, как Серафим Саровский, разговаривать с хищными зверями, и те слушали её, понимая голос и язык любви…

Петербург накануне Первой мировой был буквально охвачен миннически-евангельским откровением любви. Вместе с любовью старец Григорий нёс и нескончаемую радость!..

Трудно представить личность, подвергшуюся большему искажению и клевете.

Увы, тайная полиция и злодеи поработали над тем, чтобы до нас дошли ложные образы старца. Привычная длинная борода, глаза с тёмной поволокой развратно-ресторанного Распутина – не что иное как фотографии его двойников.

Огрызько-Дулов подвыпив распространялся приблизительно так: ‘Я с этой старухой Александрой Фёдоровной делаю что хочу. Хочу хватаю её за ж. , хочу взасос целую. И она, дура, на меня смотрит как завороженная, как слепая’.

А дальше – по известному сценарию: старцу приписывают фаллические превосходства, и дескать всё у него заканчивалось не рестораном даже, а публичным домом.

Песня у Дулова одна и та же: ‘Высокие горы и высокие деревья, а любовь моя выше гор и деревьев’. Точно наизусть выучил и твердит каждый день на журналистских конференциях. ‘Ты меня люби, и христос всё простит’ – с такой, мол, песенкой старец обращается к женщинам и те, видите ли, не могут устоять.

Двойники (а их помимо указанного Дулова-Огрызько было несколько), предназначались шельмовать и дискредитировать Николая и Александру. Проплаченная политтехнологическая акция сработала: ‘если царская чета держит в своём окружении такого гнусного маньяка, сексуального мага и проходимца, значит они сами извращенцы и содомиты’.

Белые офицеры, гонимые и никому не нужные на родине, за рубежом свидетельствовали так:

Стоило кому-то из них принять хоть каплю клеветы на старца Григория, хотя бы микроскопическую долю яда лжи против русской богородицы Александры Федоровны и императора Николая, как тысячи бесов входили в такого офицера, у него буквально начинался распад.

Те же, кто оставались верными до конца и хранили честь свою до последнего, порой счастливо выходили из невозможных обстоятельств. А иные шли на мученичество в концлагеря или на расстрел.

Против императора Николая II через шельмование старца Григория (его вторую голгофу) велась, говоря современным языком, информационная война. Победив в войне реальной, где действовали пушки и ружья, информационную войну Николай проиграл.

Но выиграл войну духовную и премирную! И вернётся в Россию победителем на мессианистическом белом коне, а старец Григорий и Серафим Умиленный – по правую и левую стороны его.

Оклеветали старца Григория.

Имя Богородицы не сходило с уст Григория. Только и речи у него было: ‘что Божия Матерь сказала?.. а знаешь ли ты волю Божию?..

Старец Григорий говорил: “России нужны старцы, которые знают людей и волю Божию, знают Бога как доброго Отца, и могут указать человеку путь – куда ему идти, чтобы вернуться к Отцу своему Небесному”.

Посты схожей тематики

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

   
1000

Нажимая кнопку "Отправить комментарий", я подтверждаю, что ознакомлен и согласен с политикой конфиденциальности этого сайта