Откровение вл. Серафима и Серафимовых братьев
Божия Матерь стояла в легком голубом покрывале, с короной на главе. “Посмотри, посмотри! Божия Матерь! Видишь?” Многие видели Ее и Николая Угодника. Живой стоял среди нас. Рассматривали, какие сандалии на нем.
Часто в каморку нашу приходили святые. Откроется дверь и войдут три монашенки, одна другой чище и прекраснее. Белолицые, курчавые, в бело-розовых, голубоватых покрывалах. Радостные. Как медсестры, cлужат и исчезают.
Загробный удел убитых: плачут они все время, не спят. Прислушивались вы когда-нибудь, как береза шумит по ветру? Это души зэков рыдают.
Шли все к старцу. Грехи были тяжкие на них. Отяготела ноша общечеловеческая. Принимал их на плечо, представлял Богу, преклонив колени. Молился старец и плакал о них горько, как Господь в Гефсимании (кругом кровавая Гефсимания, и слезы до пота кровавого): “Призри на них, Владыка мой. Уязви жестокие сердца. Омой слезами грехи их”.
“Обрели мы власть, Серафимовы братья, как священники по чину Мелхиседекову над архиереями метки первосвященника Кайафы. Не знал мир скорбей, через которые прошли. И скорби помогли выработать незлобие, высоко ценимое. Молился: “Господи, Архиерей небесный, Кровью вошедший во Святое Святых, очисти их от скверн плотских. Имеющий власть вязать и разрешать уделы, разреши им прегрешения тяжкие. Помяни их, Господи, на алтарях небесных! Призови их в святорусский Иерусалим”.
Откликались на мой плач, слезами исходили. Таких чудес обращения мир не видел. В естественном состоянии годами добиваешься обращения грешника. А здесь достаточно получасовой исповеди. А если назавтра вызов в “гастроном”, бросаются они в ноги и исповедуются за всю прожитую жизнь, как если бы я был не зэк презренный и отец их, а Сам Судия Небесный.
“Иисус, – учил я их, – ходил поруганный и обнаженный, тот, Который одевал небеса облаками и красотою девственную природу, стал одесную Отца Своего судить мир. И вам велел идти за Ним, чтобы приобщить к престолу Своей славы и сделать судьями над миром. Спаситель наш, умученный от сынов погибели и беззакония, придет судить мир. И вам велел терпеть как судьям будущим”. Над Соловками была закрыта сфера мытарств. Ее проходили в земном порядке.
Непостижимым промыслом привел Господь чад моих в жестокую концлагерную систему. А на небесах приготовил им мир вечный ко благам неизреченным. Тяжкий удел подал им на земле. Зато блаженная кончина умиляла сердце мое, когда духом видел сброшенных в расстрельный ров, не отпетых и даже не похороненных. Какой мир запечатлелся на их упокоившихся лицах! Объятия Отчие отверзи им, очисти их, милосердный Боже, и прими их в лоно авраамово, к чертогам Твоей славы и благоволения.
Адам падший повлек за собой гибель миллионов потомства своего. А близ Секирки восстановились падшие искуплением вторым. Сам Спаситель служил у жертвенника соловецкого, оплакивая миллионы их, Сам Господь и Бог наш Иисус Христос. А когда окроплял слезами и маслами кости и замерзшие тела, над кладбищем нашего архипелага, где была взята жертва за весь мир, стояла радуга, как во времена ноева потопа.
Многим прибывшим сюда дал испытать Господь нечеловеческие скорби. Лучше не поминать их. И не подозревает самая больная и горячая фантазия то, что пережили. А по переходе в вышний мир были приняты в блаженное, тихое пристанище и возрадовались веселием небожителей. “Господи, Любовь неизреченная”, – пел я о них. В пережитых мною скорбях, смертях и воскресениях подал мне Господь сердце милующее обо всех: и о скотах, и людях, и обо всей твари; и слезы, приносимые Ему на жертвенник.
Молитвенные ризы
Кто не пережил хотя бы один день на Соловках, не знает, какой должна быть молитва к Богу. Преисподняя отворялась от силы молитвы тех, кто дерзал воздевать руки, на коленях стоя, несмотря на запреты и угрозы расправы. Уже только Отец Небесный мог помочь и помогал тысячам в молитве. Снимал кары неизбежные и суды праведные, и облекал в любовь Свою, какую не дарил даже Адаму в раю.
Мы, старцы соловецкие, питались от любви Его неописуемой, от креста неизреченной Его славы, от сладчайшего Его жаждания. Копили литургическую благодать, лежа на нарах или от экстатического восторга упав на пол со скрещенными на груди ладонями и воздетым к небесам взором.
Было, придет молодой охранник, посмотрит – умер, забирай его. И уже когда придут с носилками или четверо брать за руки и за ноги, входила душа в тело. И дивились, оставляли бережно и в ужасе, недоуменно – Бог бессмертный! – и тайно обращались.
Подал нам Господь дар Гефсиманской огненной молитвы об усопших. Видели, как живых, и просили о блаженных их уделах. И принимал Господь умерших без веры и без молитвы погребенных в небесные селения Свои. Прощал за скорби грехи их и увенчивал как мучеников.
Никого не вини ни в чем: ни вохровца, ни бандита, ни убийцу, ни власть – никого. Повинны мы во всех бедствиях мира, во всех болезнях и войнах. Грехопадением лишилась тварь мира. А жертвой соловецкой купно освятилась. Притеките сюда не праздно, чтобы обрести на Соловках мир, какого на земле нет. Приобщитесь к сфере нашего блаженства. Здесь Агнец, неизреченно распятый и воскрешающий поклоняющихся с покаянием Ему.
Когда бросались мне в ноги и кричали: “Прости, батюшка, благослови тихою кончиной”, ответствовал я им: “Господь един отпустить может грехи ваши”. И молился, чтобы вернул Он им первозданное блаженство, да обретут его живые и мертвые своим уделом вечным. Свете тихий, наш Спаситель, Свете тихий, Бог вселенной, любовью мир объявший, приходил на Соловки. И слышался с Креста вопль Его об обращенных: “Прости им, Отче! Отпусти им!”
Безмерные, неизреченные бездны милосердия и щедрот Своих явил Спаситель нам в молитве. Какова была мера скорбей – а мера благодати превосходила ее. И кто помазание получал от нас, радовался, принимая скорби, и не отводил взора от Распятого, ликуя среди мучений. Объял нас Неизреченный в славе любовью Своей, как мучеников раннехристианских. И церковь омыл от грехов и мир преобразил.
В час нашей молитвы о замученных видел я, как ангелы покрывают их саванами белыми и простынями теплыми кутают, как матери, берущие младенцев после омовения в теплой воде. Ангел соловецкий ежечасно призывал нас на молитву. Сердце не успевало успокоиться, слезы на глазах, как мы уже стояли с воздетыми руками: “Спаси их, Господи, заживо погребенных, в пытках замученных, в ужасе скончавшихся, парализованных, расстрелянных и растерзанных. И подай им вечное блаженство за скорбь кончины их. И благослови страдание их искупительною благодатью”.
Аллилуйя на Соловках не прекращалась. И под пение “осанна в вышних” приходил Грядущий во Имя Господне и восседал на царском престоле Своем. И приглашал нас поклоняться Ему у высокой горы Соловецкой как у подножия Его престола.
Просили об утопленных, землей засыпанных, собаками затравленных, умерших от голода и мороза, палками забитых, от укусов мошки и болезней разных умерших: “За скорбь кончины их подай прощение грехов и жизнь истинную. И всем, принявшим страдание, – терновый венец”.
Освободил Господь их от суеты мирской, коей предавались бы от лукавого. Не призови их на страдание, сломились бы под бременем грехов. И подал им жизнь лучшую, в восстановление. С руками и ногами отмороженными, в ров, как полено брошенных, принимал на теплую Свою Вечерю Агнца и сподоблял ликования небожителей. И близ чертогов Своих Брачных нарекал их отроками и девами.
И видел я, как от страданий чад моих изменялся к лучшему удел их сродников и ближних. Как бы забывали даже имена свои, жизнь прожитую не вспоминали. Зато Господь давал им имя новое для вечности и блага неописуемые, радость жизни нескончаемой.
Кто Соловки с искренней верой примет в сердце – расстанется с идеей перевоплощения и примет от нас перст Божий, указующий в Царствие.
“За что Господь попустил нам эти ужасы?” – спрашивали многие. “Как знамение к покаянию и вразумлению”, – объясняли им. А когда возлегли на одры свои брачные в час смерти, отступила суета земная, страсти плотские утихли, смирился разум непокорный и отверзлись врата правды вечной. И исповедались судии своему и ангелу, и прощения просили у ангела-хранителя так, что на глазах уже окоченевших тел запечатлялись теплые слезы.
Ангелы, пришедшие на одр кончины, пели столь сладко, несравнимо с традиционным чином отпевания. Всемирный парастас звучал под небом соловецким. И кого касался жезл Владыки нашего, вставал и ликовал. И лицо его, прежде изъязвленное скорбями, наливалось радостью светлой. Прошедшим через мрак и цепи тартарные являл Господь солнце соловецкое и вертограды райские, и плоды в спелых гроздьях, и веселение вечное. Истощались грешники от земных трудов и вкушали манну, медленно падающую с неба, как иудеи в пору исхода. Без всякой к тому помощи, без книг и наставлений старческих простые грешники, за час до того веры не имевшие, каялись глубоко и искренне. Иноки Ватопедские с Афона позавидовали бы им, опытно наставленные к покаянию от старцев.
Погасилась над Соловками чаша грехов рода нашего, на две трети уменьшилась. Уже не горькую чашу пил Господь, разделяя ее с Приснодевой в предстательской молитве о жертвах соловецких, а чашу сладчайшую. И приносил ее в Святых Дарах на Евхаристии. Принимали Их из рук Самого Спасителя и пили во исцеление души и тела. Есть ли чаша слаще, чем та, что подается на Анзере? И Святые Дары, и ласковое участие Его в Евхаристии.
Священникам Своим подавал Спаситель мужество победить предрассудки и привычные нормы, с которыми срослись они, за что подавал образ Мелхиседекова служения с чашей вина и хлебом для всех и вся. К священникам Своим имел особое благоволение. Скорби попускал большие, чем остальным, но и дары прещедро уделял из безмерной Своей сокровищницы.
Собор наш численностью невелик, а благодать стяжал, как у святых отцов после полутора тысяч лет их пребывания в Царствии – наряду со Златоустом и Василием Великим. Велик Собор наш, священства соловецкого! Славен Собор наш, священства солнечного! Непобедима иерархия наша, тьму одолевшая, грех, ад и дьявола. Кто не примет печати наши на челе, сгорит.
Попускалось им на земле предавать нас псам на съедение и обходиться, как с последними презренными. Но не они нас, а мы судить их будем. И знают, и страшатся нашего суда. И Соловков боятся пуще смерти.
Горек мрак души, от Бога удаленной. И без адских мук совесть терзает, скрежет зубовный по ночам. Огонь похоти неугасимый и червь помыслов неумирающий. А над Соловками сиял неизреченный свет и освещал сущих во тьме и сени смертной.
Погребали без гробов. А уже через полчаса по земному измерению восходили к Брачному одру.
Отец Небесный даровал нам кропить прохлаждающей росой слез Пречистой терзаемых в адских мучениях. И видели мы, как продавшие совесть свою и дрожащие в земном страхе сходили в преисподнюю. И запирал за ними врата геенские хозяин ада. А братья наши благополучно миновали сферы прозрения и трезвения, как именуются мытарства среди ангелов, и восходили к небесам. И слезы лились нескончаемо, когда видели мы безмерное милосердие Божие в ответ на тяжкие грехи. За жертвы священников Господь давал прощение грехов многим духовным младенцам, что покидали мир, глядя на них.
Не было души усопшей, которой Господь не подал бы помощь, если она призывала Его имя. Без моего и без нашего вмешательства являлся Спаситель, как к Марии, таинственно на смертный одр их, утешал и обещал призвать в Царство Свое.
Свидетельствуем вам: Спаситель наш не отлучался с Соловков. Принимал в Лоно Свое новомучеников, облегчая их участь. Многие видели Его в час мученичества и терпели страдания свои, не отводя от Него взора. Стоял Господь с простертыми руками, обнимал их, прижимал к сердцу, брал на рамена Свои и приносил в дом Отца Своего. И говорил, как в притче о блудном сыне: “Отче, вернулась душа в дом Твой. Накрывай трапезный стол, заколи лучшего тельца и поставь лучшие вина и яства”.
Весь мир, чада моя, общая священная могила. На всяком месте прах отцов и матерей. И над всем этим людским погостом с его городами и муравьиной суетою простерта неизменная любовь Божия и премудрость: воскресение через крест.
Восстающим на промысел говорили твердо: “Примиритесь с Богом, примиритесь до дня страшного Суда Его. Грядет день, как печь горящая – великий и страшный день последнего Его Суда”.
Иным тяжело было принять последнюю правду о себе и предъявляли счеты. Но стоило нам только воззвать к престолу Вышнего милосердия и совершить крестное знамение, как упокаивались их несчастные сердца и обретали мир, и говорили: “Каемся, святой отец. Покрой лица наши маслами помазания”.
И кто боялся страданий и дрожал, как осиновый лист, тем говорили: “Мы посвятим вас в тайны Божии. И перенесете скорби почти безболезненно. И сподобитесь райских венцов”. – “Возможно ли такое?” – “Прими помазание, чадо, на чело свое”. И помазывал их. И мужественно претерпев положенное, возвращались в вечные обители, приобщаясь к славе небожителей.
Многие от страданий, привыкшие за годы пребывания в Соловках на номерной перекличке: “сорок пятый”, “девяностый”, забывали нареченное имя. И тогда ангел в знак прощенного удела открывал им новые монашеские имена. И тотчас обрисовывалась жизнь, сообразная имени. Кончина приурочивалась к постригу в великую вечную схиму. И с новыми именами были они прекрасны и бессмертны, как ангельские сущности.
Много утешали мы болящих. Говорили: “Сие скоротекущее. И час от часа приближает к вечности. И еще придет скорбь, и еще. И неизвестно, какая кончина. Прими, чадо, положенное, как венец”. И помазали на страдание. И от премудрых тайн Божиих тотчас прояснялись их умы. И изъявляли готовность претерпеть во имя Господне и во спасение всех.
Приходят, просят наставления. И не успеем рта открыть, как уже просветились Духом: “Чаем сретения со Господом. Чаем зари воскресения и пробуждения”. – “Великий вам покой и субботство вечного дня. Разрешайтесь со Христом, убогие, по словам апостола. Да примет вас Премилосердный в Свое лоно”.
Серафимы огненные приходили на молитву нашу в домике (так называли Серафимовы братья небольшой барак, обнесенный кольцом небесного света). Преподносили нам свитки для вкушения. Питались мы манной из мира невещественного.
“Посмотри, чадо, безмолвно в гробы тех, кто устрашился участи мученической и избежал срока своего сделками с совестью. А чада светлейшего Пастыря пребывают среди ангельских хоров. Минет сия кратковременная скорбь разлучения. И какая радостная встреча ожидает нас!” – так утешали мы друг друга и уходили с миром. И Господь возвращал за пережитые скорби чистоту, девство и сподоблял нас радостью новой Пасхи, Пасхи нескончаемой.
На Кану Галилейскую пришел в начале Своего служения, освятить свадьбу Своего ученика Симона Зилота. А на Кану вечную приходил ежедневно. И накрывали столы трапезные. И питал нас яствами, каких не видел никогда никто.
Спаситель, приходя к нам, живописал картины грядущего преображения и торжества. И пели песнь Создавшему нас для вечной радости. Над небом Соловков сияло ослепительное солнце, и души усопших становились как пылинки в Его радостных лучах и ликовали. Умершие соединялись в нескончаемой пасхальной радости. Агнец Божественный питал Своей Плотью и Кровью и водил на пажити сладчайшие, и показывал блага, приготовленные им от сотворения мира, и сколь убог удел, который ожидает грешников. И давал Господь горячую молитву.
Видели мы, что творилось на материке при коммунистах. И возвращение воспринимали как наказание, хотя и честь. И страшились его больше, чем они – попасть на Соловки.
Блаженны уделы тех, кого призвал Господь. Не смотри, чадо, ни на что преходящее. Усвой премудрое видение настоящего. Избегай бренного удела свечи, прогорающей час от часу. Ищи вечного перед очами. Ищи Божьего в испытующем огне. И тогда Создавший мир к торжеству Своей радости и доброты подаст тебе венец царствовать среди нового творения.
На земле переживали беспробудное одиночество, пустынные слезы и вопли. На небесах же соединялись в великую семью. Живые и усопшие пели нескончаемые гимны благодарения и радости. Те, кто познал запредельное одиночество на земле в слезах и воплях пустынных, соединялись нескончаемой радостью.
Проснусь после легкой дремоты – горела свеча и не сгорала на столе.
Каждый день – новое. Читать спешили свитки – чтобы рассказать о том, о чем никто не знает, о чем забыли, обо всех стертых из памяти и заметенных снегом в глухих сибирских лесах. Свитки говорили сами за себя – соловецкая скрижаль пророка Моисея от Бога Саваофа. И запечатленная на ней премудрость Божия превосходила иные библейские книги.
Пастырство у подножия Голгофы
Из сферы соловецких скорбей и помазаний постыдным кощунством видится интерес к космосу. Власть Божия над соловецкой адской темницей была такова, что Люцифер не смел и приблизиться со своими соблазнами, прельщениями и сетями. Власть его ограничивалась миром сим, материком. А Соловки были взяты от века в удел. И кто причаливал на острова, одни сходили с ума от страха, а другие принимали юродство и блаженство. Научает Господь, Спаситель наш, учеников Своих не бояться ничего, смело следовать за Ним и претерпевать скорби. И ведет кратчайшим путем каждого к радости воскресения.
“Не перечислить тебе, кто только ни бывал у нас. Профессора, ученые, артисты, писатели, инженеры, доктора, богословы, домохозяйки и работницы. За тысячу лет, поверь, земного пастырского служения не перевидал бы я такого числа Божиего народа, искренне раскаивающегося в прежней жизни.
И видел я, сколь велик контраст между прежним и тем, что давал Господь для них. Как преображались они перед лицом страданий и вечной жизни! Легко предавали забвению прошлое и чаяли только Божиего и вечного. Профессора забывали про свои труды, врачи – про рецепты и лекарства, что прописывали. Писатели – про книги и труды творческие. Переживали прошлое в освещении греховном. И просили: “Да подаст Господь новый образ”.
Несчетное множество их прошло перед очами моими. Начинали со скорби человеческой: “Как же так?” А когда прозревали на грехи свои на исповеди, благодарили промысел Божий и смиренно терпели свое.
Один бывший профессор истории педагогического института, светило, сетовал, что забыл предмет свой. Зато открылась ему летопись небесная, история мира от сотворения. Такие вот чудеса. Врачам, что забывали про скальпели и отвратительные препараты, подавал премудрость врачевания Своего.
Мучили нас. Но и о них даются силы молиться. Удел коммунистов той поры самый жалкий. Если бы знали они, что творили, окаменели бы руки их и кровь остановилась. Но хватит одних жертв наших, чтобы вымолить грехи их.
Призывайте отцов соловецких для воскресения церкви. Видишь, что делается в храмах? Плачут отцы наши на небесах. Поклонитесь жертвеннику соловецкому. От него спасение миру и возрождение церкви, новые образы для священников и огонь веры праведной. – Да приведут они за собой миллионы усопших за прошедшие два тысячелетия. Сходят в царство мертвых и приготовляют их для жизни нескончаемой”.
…Вижу одр Брачный и святилище Богородицы. Серафим Умиленный неусыпно молится у ног Ее. И еще тысячи малых престолов. Архангел Михаил, архистратиг ГУЛАГа, его маршальский шатер. И Слава Божия, приготовляемая для всего мира. На Соловках готовится сражение с драконом, зверем, лжепророком и махатмой Мориа. Инспиратор сферы агни-йоги потерпит поражение.
Не любил отец красных разбойников за продажный нрав, трусливую натуру. Предали они царя, Бога и себя. Стукачество у них со времен Иосифа Волоколамского не считалось грехом, ибо предписывалось негласными указами Петра I. Священник, если не доносил на исповедь убийцы, считался разделяющим преступление и наказывался.
В тридцать девятом допрашивал на Бутырке уполномоченный по делам религии в ГПУ с архиепископом красноцерковным. Сулили в случае перехода в красную церковь лучший приход в Москве и митрополичий сан. Отец ответил: “Еще согласен тысячу лет сидеть и тысячу смертей пережить, но не пойду на сделку с совестью и не стану на молитву с вами”. Влепили четверть века каторжных слез и лагерных блаженств.
Сердца у этих фарисеев – как адские меха. Ризы – как чешуя змеи. Глаза запавшие, как у греческих статуй. И жезлы – змеи окаменелые. Воры, убийцы русского народа, гонители святых! Как борзые зайца, травят праведника. Хлеб небесный отнимают у людей Божиих.
Угрожали – и оставляли только когда видели, что не могут задеть на крючке смертного страха. Как римские деспоты, видя, что христиан не берет ни меч, ни огонь, ни зубы хищников, кричали: “Сила Божия в них или сила самого дьявола!” – и скрежетали зубами от бессильной злобы.
Научились мы в скорбях любви к людям самым разным. И любовь эту передаем вам как драгоценное наследие. Этою любовью победите.
…И видел я таинство неизреченное: слезы владыки умножаются на небесных алтарях и капают, как святая вода, на земные алтари. Научаемся, малое стадо его, смотреть на мир глазами своего отца, любить и жезлом его мученическим исцелять.
Уже мертвые воскресли, и поднялись крышки гробов, и заплакали младенцы, и умилились старцы. А масла с Серафимова алтаря текли и текли, пока не превратились в маслянистое море слез.
Венцы победителей
“Как стать увенчанным? Победить самого дьявола. Враг приходил в образе бегемота, разъяренного змея, вохру укреплял и хулу на Бога изрыгал. А кто мог ему в колдовскую пасть плюнуть, того победить не мог. Братьев моих скрючивал на нарах, сворачивал в комок, как лист горящий. Выпил кровь, чудовище, вампир, из сотен тысяч душ на Соловках. Победил его я силой гнева Божия, всю его силу забрал и для вас берегу.
Блаженны помазанники Брачного Чертога. Есть Собор отцов наших на Соловках. Председательствует на нем Максим Грек, великий старец, замученный иосифлянами за бесстрашное обличение их лжеиерархий. Большинство святых, прославляемых официальной церковью, никакого отношения к ней не имеют. Книжники и фарисеи примазываются к славе ими замученных святых. “Горе им!” – гремит труба Господня.
Венец невесты и любовь ко Христу побеждают страх и козни вражьи. Дьявол ничего не может сделать с помазанником, опутывает его, скручивает и злобствует тщетно. И чем больше преуспевает в земном порядке клеветать на него и гнать, тем больше Бог творит чудеса через избранника своего.
Помажьтесь от нас маслами к рождеству Христа-Богомладенца третьего тысячелетия. Масла и мирро на алтарях небесной церкви Соловецкой благословляет Сам Господь, и Им ставятся печати на чело подвижника.
Из тверских святынь стекает мирро соловецкое, или Кровь распятого Христа Святого Духа. Да распространится по всем дарохранительницам мира.
Архангел Рафаил, в скорбях и немощах пребывающему, вручил мне в земные дни три сосуда мирровых: “Не жалей, – сказал он, – щедро помазуй болящих и благословенных”. Сколько ни тратил (не берег их) – умножались. Хранил их в особом тайнике. Никогда с ними не расставался, как со святыней, никому не показывал, даже самым близким. Просил положить со мною во гроб, и братья мои приняли их.
На наших литургиях масла благословляются и умножаются, и стекают на тверские кресты и образы Пресвятой Богородицы Непорочное Зачатие, Фатимской и др. Не скупись на помазания. Масел хватит освятить всех. Береги от змей в обличье человечьем и волков в овечьих шкурах, чтобы не было двойного спроса.
Мирро тверское от соловецких крестов стекает от пресуществляемых мною сосудов, которые хранил и взял на небеса, – премененная кровь двенадцати Серафимовых братьев и небесных иерархов, которые будут судить мир.
По приезде вашем на Анзер слышал вашу литургию на евхаристической поляне. Мы, как мать, два дня рыдали и омывали вас слезами. Два иерарха наших, следовавшие за вами неотступно, благословили огненным жезлом воду в Елиазаровом колодце; приобщили к сфере субботнего покоя, когда распластались на земле; к трапезам небесным во время вкушения близ Свято-Троицкого скита и вели тропами, по которым ходили, богомысля и молясь, в земные дни.
Мы победили их (церковь лукавых) в духе, а вы победите их в мире.
Мы храним до часа, пока истребует Господь, великие тайны спасения мира, и на алтаре во святая святых лежит ключ. Им откроем мы дверь золотую в Царствие, и хлынут через нее народы.
Господь увенчал нас (12х12=144) венцами победителей и велел нам увенчивать тех, кто пойдет нашим путем и примет наши печати.
Никого, кроме нас, не боится сатана. Каждый из нас поразил его острым копьем молитвы, лезвием гнева Божия и стрелой негаснущей любви. И к вам придет поклониться – один раз как волк, и тогда отвергните его. А в другой раз – как волхв, тогда примите и благословите. Первый раз – на искушение, второй – на поклонение.
Передадим вам мечи острые, копья точные и ножи точеные, а кому слабее – стопочку Пречистой, чтобы наступал на змей и скорпионов. Плюйте в чрево демону мамоны и блуду, и украситесь венцами чистоты. Вы для нас младенцы в утробе святой матери-земли. Жизнь истинная впереди. Дерзайте, чада.
Придет час, огненное копье архистратига Михаила, как молния, ударит в центр соловецкого кремля. Черное пятно от него расплывется по пространству окружающему и охватит бывший монастырь. Кресты погнутся, купола потрескаются. Да убоятся виновные в злодеяниях на Соловках преступники-фарисеи знамения гнева Божия, если не покаются. Ибо не благодать только, но и чрезвычайный гнев святых накоплен нашими отцами на жертвеннике соловецком. И горе тем, на кого прольется он, кому предъявлена будет кровь праведных от Авеля до протоиерея Иоанна Сергиева-Кронштадтского и от первосвященника Захарии до Серафима Соловецкого.
Священникам, чуждым Богу, и гонителям святых Господь приготовил места борзых из псарни вместе с фарисеями ветхого завета. С ними же идут и те, кто служит им. Ни ад, ни рай и не мытарства – клоака фарисейская, место вечного проклятия до часа покаяния.
Какую любовь дает Господь избранникам своим! Горят, живут одной любовью, пламенеют одной страстью – любовью к Нему. И чем больше открывает Он любовь Свою ученикам, тем больше дарит им любви друг к другу.
Святой Иоанн Богослов обязан своими агапичными письмами в последние дни ученикам, любовью которых щедро одарил его Господь. А кого любит, тому дает кресты и Матерь Божию для посвящения в них и помазания маслами. Кого любит, того на крест возводит и Матери Своей повелевает снять в час субботнего покоя. И водворяется в сердце мир упокоенный, о котором сказал: “Мой мир принес я вам”.
Что ожидает “злых виноградарей”?..
Гнев великий накоплен в Небесной Церкви на священников-фарисеев. Начнется суд над ними – заблистают молнии во всех концах земли! В огне зарниц ангелы оповестят человечество, что начался суд правды, суд над церковью.
И когда святые им предъявят счеты – тверди задрожат, и поколеблется престол самого князя тьмы и владыки преисподней. У них же онемеют уста от предъявленных счетов. Не найдут ни одного слова оправдания и пойдут на вечные мучения за то, что гнали Сына Божия в лице Его рабов. Дал Спаситель в Евангелии притчу о злых виноградарях и закончил ее словами: “Что ожидает сих злодеев?”
Небеса полны тайн Божиих, а соловецкий кремль с высоты птичьего полета выглядит как маленькое черное пятно, как точечка на теле жертвы, укушенной гадюкой. Передай, чтобы дрожали фарисеи в капищах своих. Передай, что кончился век дьявола, что соберем его клевретов, как солому, как стог сена, и сожжем. Чего боятся и что скрывают, то открыто будет, и сколько бы ни заметали следы, узнает о них весь мир.
Говорили Господу, ходя у подножия горы Распятия: “Сойди с Креста. Кто вспомнит о Тебе? И след Твой простынет”. А Церковь Распятого воскресла и жива, и с нами Бог.
Так и нам во след шептали эти злодеи: красная церковь умножается, красноцерковников будут воспевать благодарные потомки, а кто вспомнит вас? Но вот престол огненнозрачный соловецкий! И вот свитки в наших руках: читайте имена замученных. И вот другие хартии, читайте – здесь имена виновных. И вот, история, которую скрывают, написана будет и передастся из уст в уста. А иосифлянские тома исчезнут, сдует их, как пыль.
Черные вороны охотятся на падаль, а вместо трупов – мощи, и вместо позора – слава, и вместо смерти – воскресение. А их удел – гнить заживо в своих конторах-консисториях. Язык Святого Духа заменили чиновничьим и, прикрываясь благодатью церковнославянской речи, скрывают от мира правду своей вины за злодейскую расправу над полумиллионом старообрядцев. Над Соловками пылали зарева пожарищ, устроенных никонианами.
Благословил бы Господь – я один сошел бы на землю, сокрушил их огнем уст своих. Силу эту мы, владыки солнечной иерархии, – обличать их и превращать в горстку пепла – передаем вам.
Раскормленные каждый день едят хлеб, политый нашей кровью. Да поперхнутся им!
Сегодня мир говорит, а Соловки молчат, а когда Соловки заговорят – мир умолкнет. Бог тогда замолвит слово о спасении церкви.
Какую любовь дал нам Господь среди каторжных трудов, среди молитв и ежедневной угрозы смерти, среди нескончаемых скорбей и слез! Любовью Его покрывались все кресты. Ангелы роняли слезы, и смотрели на нас с неба, и говорили: “Не было такой любви между людьми от сотворения мира, как между братьями Серафимовыми”.
Змей и сейчас стоит над Соловками и пьет кровь из нераскаявшихся жертв. Крокодил имя ему, или дракон. Изгоним его вон, когда начнется час суда над миром, опустится десница гнева Божия и заговорит Соловецкий престол, как кратер вулканический. Архангел Михаил поразит его в чрево копьем, и там, где прольется кровь его, погибнет все живое.
Меч, копьё и обручальное кольцо
Воздвигните, слышите, на алтарях своих престол памяти братьев Серафимовых и одр наш брачный, …и Солнечной Матери Владычицы. Богородица плачет над Россией, как Матерь любящая, но ничем не может помочь, пока фарисеи ходят в силе.
Каждому воину, идущему за нами, вручаем мы золотой меч, копье и брачное кольцо. Примите из рук наших огненный четвероконечный крест как меч. Его святой Феодосий Балтский передал Иннокентию, восстав из гроба, и Иннокентий исполнился праведного гнева и стал обличать фарисеев. Этот огненный крест Святого Духа – для священников в церкви, воинов Христовых. Не выпускай его из рук. От него, как от свечи, зажечься огненным крестам отцов.
От огня его фарисеи превратятся в пепел и лишатся силы. Крест этот непобедим. Делает подвижника бесстрашным и исходатайствует ему венец, вручаемый из наших рук по окончании земного срока.
Сказочники именовали остров Анзер островом-Буяном, огненный крест наш – мечом, антиминс – скатертью-самобранкой.
Братья огненностолпной иерархии Серафимовой превосходят братские соборы Феодосия Киево-Печерского, Паисия Величковского, Франциска Ассизского, Сергия Радонежского.
Передай предстоящим православных храмов, где мироточат иконы: мирро стекает с них в знак принесенной и принятой на небесах жертвы Богу от полутора миллионов соловецких заключенных. Сама Владычица Небесная неотступно предстояла над соловецким СТОНом и приносила как Первосвященница жертвенные души Небесному Отцу. Соловецкий жертвенник огромен. Отсюда – спасение России.
Сегодня мы принесли вам образ Бога, каков Он есть пред нашими очами. Видьте Его, каким Его видим мы. Его великолепие неописуемо. Его прекраснодушие превосходит человеческие мерки. Его милость и премудрость выше всякой хвалы. Полагать Его злым и мстительным – непростимая хула на Духа. Тайна Его в том, что кого любит, тому дает поскорбеть, чтобы помазать драгоценными маслами плоть, умащенную для вечной жизни, и преподнести венец.
Язык наш кажется вам слишком духовным? Научитесь устами славить Господа! Прими, смертный, назначение от Творца – стать рупором Святого Духа.
Если бы знали, какая сила заложена в огненном кресте, не сомневались бы ни в чем и бесстрашно проповедовали против змей-фарисеев. У них игумны, а в нашей церкви скимны, молодые львы.
Не теряй благодати. Я молюсь о даровании тебе Духа Святого.
Святая Евфросиния у престола Божия – наша младшая сестра. Великая по благодати, Сама Владычица Небесная внемлет ее просьбам.
Пока не начнет каяться душа, бесполезен путь любви или молитвы. И пока не примет своего креста, да не заикается о благодати твердой пищи.
Крест победит всех врагов Христовых! Крест явит премудрость, превосходящую космические знания, посвящения масонов, реторты алхимиков, книги профессоров. Крест – клей и глина, соединяющие в одно целое все религии мира, Крест – универсум Бога, простертый от небес на землю. Крестом Бог сошел в мир и человек вернется к Богу. На Кресте Бог отдал Свое неистощимое Божество без остатка, чтобы человек преподнес в ответную жертву свое человечество во обретение сияющего Божества.
Крест смиряет неожиданными немощами. Его язык непонятен самому несущему, легкое и блаженное иго Его. Адские состояния – ступени посвящения. Скорби – великие дары, выше которых нет. Отнятие веры даже больше, чем явленная сила.
Отступление предполагает: еще не исполнилась мера твоя, и призрак мира властен над душой. Подвижник еще не может быть объят Его любовью. Он помещает в пустыню и иссушает в скорбях, чтоб дать Себя Самого, когда не будет места ни для чего прочего. Созиждет Свой престол там, где ему не было места.
Огонь отцов наших. Их Лоно – дом наш. Соловецкая церковь входит в нашу жизнь, Серафимово братство властно указует путь.
Владыки, огненные иерархи, полностью отрицают церковь, мимикрирующую под любую политику и власть. Деятельность красной церкви во времена сталинщины рассматривается стопроцентно негативно, как нарушение воли Божией и духовных заповедей Царствия. Загнивающие старые печати сняты с алтарей церковных.
Пресвятая Богородица желает преобразить церковь по образу, каков он перед Ее очами – Девы, Непорочной Матери страдающей, плакальщицы о судьбах российских и Всепобедительной Воительницы, выступающей против Люцифера и бесовской тьмы.
Боже, Царь вселенной, каким Ты сотворил Адама! И какой общипанной курицей вышел он в своих кожных ризах после рокового падения, поныне сказывающегося в нас! О Боже, человек пал, как никогда, и ниже уже нельзя. Запредельно. Дно. И в последние дни – Матери Восстанавливающей, Зачинающей без греха, – Ей велено начать новую летопись человечества.
Ангелы некогда с трепетом взирали на Адама, а теперь демоны – с презрением. Брачный Одр светил ему перед очами, а теперь – могила и зловоние. Видел Лик Твой, слышал голос, а теперь удел – подглядывать через глазок, выскребать из чрева веельзевула проклятые тайны. Определен быть царем вселенной, а стал последним из рабов дьявола. Знал язык птиц и животных, а теперь самого себя низвел даже до проклятия.
Слезное мирро
Слезы владыки умножатся на алтарях. Его слезы на вес золота. Его царево око над подданными ГУЛАГа назирало со слезами. Обнимал сердцем.
Оба плакальщики были: Евфросиньюшка блаженная показывала в пять утра два платочка с кровью после ночной молитвы, а владыка слез пролил, словно на каждую душу по слезе. Прихожан у него было – три миллиона костей соловецкого погоста.
Слезы вначале шли горькие, затем – водянистые, сладкие, горячие, маслянистые, кровавые, мирровые. Сколько спектров в радуге, столько разновидных слез выплакал Отец наш. Бывало, плачет и не может успокоиться. И слеза за слезой открывается ему скорбь каждой души, ее жажда перемены и сети проклятия опутавшие, ее крик в пустынной тьме, ее одиночество и вопли о помощи: “Господи, помощи ми потщися!” Тщился помочь владыка наш Серафим. Один отпел больше тысячи и привел в Царство под венец нескончаемо много.
Наследник его и ученик митрополит Геннадий свыше пятисот душ постриг в монахи в пору гонений и основал дюжину монастырей от Гомеля до Нового Афона. А отец наш с полтысячи спас обреченных адской топке, подземным котельным. Властною рукою изымал души из когтей демонских и вел за собою к покаянию. Любимым его наставлением было вспоминать Симеона Нового Богослова: “Монах, если без слез приходит ко Причастию – не достоин. Если не дерзает о Святом Духе – еретик.”
Явления староверов
Отцы-староверы, чада преподобных Аввакума и Никифора, в срубе сожженных, когда являлись ему в духе, объясняли причины отрицания никонианства. Не в словах, не в буквах дело. Духа Святого боялись утратить, сферу тщились сохранить.
И отец наш принял печати старообрядческие, а с ними – и поклонение Матери Непорочного Зачатия, Царице Святорусской, Деве Вечной. И не предал веру отец, как Иуда за тридцать серебреников, не торговал принципами и не подделывался под сильных мира сего. Побеждал их, неуклонный, крепостью веры.
В дни военного кризиса в 1943г. Сталин вызвал митрополита Сергия в Кремль и на вопрос тирана, какие нужды в церкви и какие проблемы, Сергий ответил: “Священников не хватает. Храмов мало”. Вызвал бы злодей нашего владыку, Серафим бы его усовестил. За всех загубленных вступился бы великий плакальщик, за миллионы убиенных, как святой души игумен Соловецкий митрополит Филипп Московский, замученный от иосифлянца Ивана Грозного (не страшился говорить правду в лицо, за что и пострадал).
Отец наш больше молчал. Тридцать девять лет тюремного безмолвия приучили его к внутреннему деланию и богомыслию бессловесному. Но молчание его свидетельствовало красноречивее слов, а теплота, идущая из сердца, покоряла всякого. Никто не мог противостоять ему. Пытались какой-то каверзой, исподволь, и ничего не достигали. Как столп могутный, как пророк, стоял против фарисеев-инквизиторов и один победил их.
И какой огонь возжегся на кровавом жертвеннике соловецком, когда вознес молитву владыка наш против тирана и его властей: “Да сгинут злодеи и да настанет день благословения! Да придет час Мессии и воцарится Бог!” Так молился наш отец, а не о власть предержащих, по иосифлянским канонам.
И был не просто “непоминающим” (Сталина), как направление петербургского митрополита Иосифа Петровых. Напротив, поминал – всех замученных, по допросам затасканных, изнасилованных до смерти, в камерах забитых с кляпом во рту, кинжалами заколотых, страхами умученных, вервицами задушенных, ужасами одержимых, с ума сошедших. И не только за души молился, а в симфонии круглосуточного гула за облегчение стона, да престанет, да остановится, и сменится легким, как дымка: аллилуйя!..
Начертал Бог новую православную страницу истории нашего отечества, новую летопись, скрижаль живую. Не было еще ничего подобного.
Известны дела и подвиги, личность Владимира Мономаха и Феодосия Киево-Печерского; и много святых князей, воинов, иноков и в схиме прославленных стоит в соборе Богородицы. Просияли нестяжатели заволжские печатями Афонской горы, святители, мученики, витии медоустые. А подобного нашему владыке, страх имеющему во Господе, помесь юродивого с первосвященником, плакальщика с богословом, Христу сораспятого – не было. Кто мог предположить феномен всероссийского кладбища – три с половиной миллиона крошащихся костей?
На эту новую, на эту скорбную песнь промысла Господь послал Своего литурга, отца нашего, тихоновской ветви – Серафима. Старцы, что сотрудничали с “краснодеревщиками” (сергиане на языке ИПЦ – чтобы не догадались, о чем речь, и не влепили 58-ю “б”), Серафим Вырицкий, Симеон Сиверс и др., были как столпы, как продолжение Оптиной и восходили к монашеству горы Афонской. Между тем, новая, невиданная прежде Ветвь Светящаяся православной церкви нарождалась на Святой Руси от вертограда Гефсиманского, от молитвы кровавой за отечество распятое.
Где, в какие времена мыслим был подвижник, подобный св. Иннокентию Балтскому? Фарисейская контра (всегда против Бога) записала его в злейшие еретики и колдуны. Почетная репутация, учитывая, что ее имел и Господь перед глазами семидесяти старейшин синедриона.
На святого Иннокентия вообще не хватит летописи. Его евангелие еще откроется из недр катакомбного монастыря последних иннокентиевцев из Райского сада, оставшихся в живых. А новые летописцы-несторы церкви третьего тысячелетия извлекут свитки небесной памяти и начертают историю святых и церкви, но не как вздумается и не какова она перед очами сатаны, или в духе мира, или опоганенная лестью институциональной, или в помыслах лукавых борзописцев от истории, тенденциозно меняющих ход ее в угоду предвзятым схемам (наподобие переписанных во времена иосифлянского митрополита Макария житий святых), – а какова воочию.
Еще вспомнят, как Сам Господь устами святого мученика Иннокентия повторял: “Евангелие – не книга. Евангелие творится на глазах наших. И церковь – не устав, не типикон, а животворение десницы Божией”. Еще вспомнят, как в праздник Преображения Иннокентий поднялся в присутствии двухтысячной толпы на огненной колеснице в небо и, пролетев, спустился где-то близ Балтского собора. Вспомнят, как ходил несколько лет со штыковой раной в груди, захлебываясь от рыданий, проповедовал, как лев рыкающий, так, что слышно было его тихий голос за двенадцать верст вокруг. Вспомнят, как по его благословению молдаванка, не знающая русского языка, творила псалтирь церковнославянскую.
И отец наш Серафим, ни в какие рамки не вписывающийся, общее имеющий с Иннокентием и Евфросинией, в одиночку выходил на зверя и победил его, как Давид Голиафа, его же мечом. Один шел против многотысячной разъяренной красной орды и побеждал!
Вот о ком слагали сказки древние сказители. Вот, что значит “взял скатерть-самобранку, вооружился мечом, надел кольчугу и вышел в открыто поле – статный Илья Муромец. И напало на него войско басурманское числом тьмы невиданные. И порубал их до одного, а потом рыдал, объезжая на коне мертвое поле, и святой водою окроплял, преподнося их в жертву Богу”.
Еще напишут тома истинной истории церкви
Отзвенели сладкозвучные лиры златоустов и митрополитов филаретов. Церковь взошла на высоту, подобающую ей в последние времена, и сколько б ни сопротивлялось мракобесие церковных фундаменталистов – взойти солнцу, воссиять над новым человечеством!
Хотят кровоточащие раны Господа превратить в доходную статью казны. Что сделал Господь с фарисеями в земные дни? Вознегодовал за то, что превратили храм молитвенный в вертеп разбойничий и дом торговли.
От двух страшных теней прошлого, увязавшихся за сегодняшней церковью, освободиться бы: от игумена Иосифа и от митрополита Сергия.
…Священников все прибывало. Снимали их с парохода, ставили в строй и спрашивали о профессии. Не знали, как поступать с ними: сразу пустить в расход, на пытку в «гастроном» (что проку от паразитов, опиумов) или, напротив, их в особую статью, в отборную команду подальше от кирки с каменоломней, чтобы молились за Иосифа Виссарионовича и за вохровца красного? Терялась в сомнениях администрация, боясь вызвать гнев Москвы. Связалась с религиозным отделом ГПУ: как поступать со священниками? Ответ по телеграфу был чеканно ясен, как клавикорд в руках Моцарта: “Спросить, признают ли юрисдикцию митрополита Сергия. Если да, направить к политзэкам, если против – ИПЦ – в камеру к уркам, чтобы след их простыл. Уркаганы им вправят мозги”.
В тот же день уполномоченный снесся с митрополитом Сергием, и тот негодовал в телефонную трубку, мол, какое мне дело до врагов народа? Церковь спасается, храмы открываются, правительство советское обращается к Богу. Псы злобные и прокаженные. Сгноить их заживо, чтобы ни один не вернулся с Соловков!
Плохо обратившимся сегодня тридцатилетним бородатым через чтение Феофана Затворника и Игнатия Брянчанинова. Кто пьянству предается, кто оргиям, кто ходит, как тень, потеряв последнюю веру, не зная, что к чему, и укрепляются от осуждения мира: вот, мол, Антихрист близок.
А над Соловками стоял огненный шатер Пречистой. С небесного аэроплана спустился сам архангел Михаил, и отцы наши укрепили нас, нищих в светских одежах, священников по непорочному чину Владычицы, противостоять дьяволу и нанести сокрушительный удар его астральному гнездилищу.
Из двенадцати Серафим был помазан для особой миссии. Остальные признавали неоспоримое его преимущество перед Богом. Понимали: как бы ни облагодатствовал их щедротами распятый Христос, идут через Серафима Умиленного. От него ветвь. Он, как патриарх Авраам, праотец грядущей церкви, первый среди архитектонов будущей богоцивилизации.
От нас возникнет цивилизация святых, ветвь, цветущая тысячу лет. Господь другую церковь уже возвел и дал ей власть духовную.
Отреклись от земных женщин в пользу Владычицы Небесной. Она и церковью хороводит-управляет в российских небесах. Нет большей чести, чем приготовить тело свое в жертву Богу, т.е. к совершенному и брачному соединению с Ним. Без Брачного Одра какое православное монашество? Дырявое корыто.